Эти Этюды о Безопасности содержат только результаты моих научных взглядов, исследований, анализов и моделей. Другими словами, они дают КРАТКОЕ изложение моих ОСНОВНЫХ вкладов в Науку о Безопасности.
ЭТЮД 21. „ИНТЕРЕС“, „КОНФЛИКТ“, „СИЛА“ И „БЕЗОПАСНОСТЬ“ КАК ПАРАДИГМАЛЬНЫЕ, АКСИОМАТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ В НАУКЕ О БЕЗОПАСНОСТИ
Обсуждаются четыре фундаментальных понятия, образующие надстройку, суперструктуру Науки о безопасности – „интерес“, „конфликт“, „сила“ и „безопасность“; они, вместе с другими четырьмя фундаментальными понятиями – „система“, „процесс“, „логика“ и „абстракция“, образующими основу, инфраструктуру этой Науки, создают единый категориальный комплекс, на котором строится современная Наука о безопасности.
Подробному анализу этих четырех парадигмальных, аксиоматических понятий посвящена следующая моя монография:
Николай Слатински. Сигурността – същност, смисъл и съдържание. София: Военно издателство, 2011.
[Николай Слатинский. Безопасность – сущность, смысл и содержание. София: Военное издательство, 2010]. (на болгарском языке)
Современная Наука о безопасности построена на восьми парадигмальных, аксиоматических понятиях: Система, Процесс, Логика и Абстракция; Интерес, Конфликт, Сила и Безопасность [1].
Фигура 1. Категориальная архитектура Науки о безопасности
⁕ Первая группа понятий – Система, Процесс, Логика и Абстракция – представляет собой основу, инфраструктуру Науки о безопасности.
Пояснение:
Инфраструктура – это группа (комплекс) взаимосвязанных элементов, служащая основой функционирования системы.
Прим. Пояснения, для которых конкретно не указан их источник, приведены на основе текстов и определений для них в Wikipedia.
⁕ Вторая группа понятий – Интерес, Конфликт, Сила и Безопасность – представляют собой надстройку, суперструктуру Науки о безопасности.
Пояснение:
Суперструктура – это группа (комплекс) взаимосвязанных элементов, которая надстраивается над инфраструктурой и обеспечивает функционирование системы.
Эти четыре парадигмальные, аксиоматические понятия – на них мы и сосредоточимся в настоящем Этюде – являются наиболее важными, с которыми конкретно работает Наука о безопасности. Они парадигмальны, аксиоматичны именно потому, что без них невозможно построить всю смысловую архитектуру и философскую сущность этой Науки.
В использовании второй, фундаментальной для Науки о безопасности, группы понятий видны две крайности.
‣ С одной стороны, взятые как бы из самой жизни, эти понятия кажутся на интуитивном уровне очевидными и часто используются без пояснений, как подразумевающиеся.
‣ С другой стороны, с течением времени все новые и новые авторы дают для них свои определения, число которых в некоторых случаях неизмеримо велико. Достаточно написать в поисковике Google „определения безопасности“, и каждый может убедиться, что начинается своего рода аукцион – имеются, видите ли, более 100, более 200, более 300 различных определений, что является чистым абсурдом, атакой легкой кавалерией на позиции серьезной науки!
Однако у обеих крайностей есть существенная слабость – они „консервируют“ и упрощают представление о каждом из четырех основных понятий. Таким образом, эти понятия оказываются лишь или преимущественно тем, в чем каждый из нас не сомневается, – ведь кто не знает интуитивно или на бытовом уровне, что такое „интерес“, или „конфликт“, или „сила“, или „безопасность“!? Но при этом полностью исчезает дискуссия о том, насколько рассматриваемые понятия действительно являются тем, чем их считают; теряется анализ их сущности; снижается возможность рассмотрения и понимания четырех понятий с большего количества сторон; остаются нетронутыми целые слои контента; пропадает чувство взаимозависимости между ними; утончается их связь с важными сферами общественных отношений, опыта, памяти и деятельности. Поэтому гораздо более эффективны другие подходы, которые ищут „золотое“ сечение между двумя крайностями, обсуждают понятия, особенно ключевые, с разных, порой парадоксальных точек зрения, и таким образом достигают неожиданных нюансов, углубляющих понимание об этих понятиях.
В рабочих определениях, которые мы дадим далее:
• ИНТЕРЕС – ЦЕЛЬ;
• КОНФЛИКТ – МЕХАНИЗМ;
• СИЛА – СРЕДСТВО;
• БЕЗОПАСНОСТЬ – РЕЗУЛЬТАТ.
• ИНТЕРЕС – это импульс, приводящий, через „святой эгоизм наций“, участников международных отношений к вечному движению, которое лишь на первый взгляд кажется броуновским. Все в этих отношениях сосредоточено и ориентировано на интересы различных àкторов (actors) глобальных, континентальных, региональных и национальных процессов. Защита жизненно важных (и не только таких) интересов является основной целью этих àкторов на международной арене.
Пояснение:
Броуновское движение – беспорядочное, хаотическое, случайное движение микроскопических твердых частиц, пылинок, зерен (броуновских частиц), рассеянных в жидкости или газе, открытое в 1827 году шотландским ботаником Робертом Брауном (1773 – 1858).
• КОНФЛИКТ – другое название международных отношений. Это механизм наиболее эффективной защиты интересов своих субъектов – в нем, с его помощью и через него различные субъекты àкторы отстаивают свои интересы. Конфликт – это отношение двух или нескольких сторон, воспроизводящее в острой форме лежащие в основе этого отношения противоречия его участников] [2].
• СИЛА – это ключ, главный аргумент, основное средство в международных отношениях. Она определяет относительный вес и, соответственно, „цену“ различных субъектов àкторов на международной арене. Инвестиции, которые каждый àктор делает в свою силу, имеют очень высокую возвращаемость, а недооценка значения силы даже сегодня приводит к маргинализации и незначительной роли того, кто позволил себе подобную стратегическую иллюзию.
• БЕЗОПАСНОСТЬ – это критерий, измеритель, индикатор успешного или неудачного участия различных субъектов àкторов в международных отношениях. Это главный мотив, смысл действий (и бездействий) этих àкторов на международной арене. Безопасность является главным товаром, торгуемым на рынке международных отношений. Именно поэтому американский профессор политологии Джон Герц (1908 – 2005) рассматривает эти отношения как „security game“, игру [ради] безопасности [3].
ИНТЕРЕС КАК ПАРАДИГМАЛЬНОЕ, АКСИОМАТИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ
В ряде областей науки (в психологии, политологии, социологии, антропологии и других) определение „интереса“ обычно дается в следующем ключе:
Интерес – это осознанная потребность.
Потребности можно рассматривать как нужды в чем-то необходимом для поддержания жизнедеятельности организма, индивида, социальной группы и общества в целом. Они являются внутренним возбудителем, пусковым фактором биологической и социальной активности. Потребности отражают взаимосвязь субъекта и условий его деятельности и проявляются в бессознательных влечениях и сознательных мотивах поведения, „выражают взаимосвязь субъекта и условий его деятельности и обнаруживают себя в неосознанных влечениях и осознанных мотивах поведения“ [4].
Вот что писал российский учёный в области международных отношений Эльгиз Поздняков (1929 – 2016): „Процесс познания социальных потребностей и есть процес формирования интересов людей. Если потребность существует объективно..., то интерес – это субъективное выражение объективно существующих потребностей. Стимулом к деятельности служит не просто потребность, а осознанная потребность, то есть потребность, оформившаяся как интерес... Интерес – это не просто объективная потребность, а субъективное выражение объективных потребностей“ [5].
Однако в Науке о безопасности в конце приведенного выше определения интереса как осознанной потребности ставится запятая, а не точка, и оно продолжается следующим образом:
ИНТЕРЕС – ЭТО ОСОЗНАННАЯ ПОТРЕБНОСТЬ, НАХОДЯЩАЯСЯ ВЫСОКО В ШКАЛЕ ПРИОРИТЕТОВ.
Это связано с тем, что Наука Безопасности не изучает и не интересуется всеми возможными потребностями, а только теми, которые имеют высокую степень важности и приоритета для системы.
Если потребности должны быть удовлетворены и по отношению к ним это максимум, к которому стремится соответствующий объект, то интересы направлены не просто на возможно полное их удовлетворение, а на социальные институты, учреждения, нормы взаимоотношений в обществе, от которых зависят условия нормальной жизни и активной деятельности людей (распределение ценностей и благ) [6]. В этом смысле потребности имеют прежде всего биологическую доминанту, а интересы – преимущественно социальную доминанту.
Кстати, мы продолжим использовать термин „система“, чтобы не перечислять постоянно „индивид“, „общность“, „общество“, „организация“ и т. д.
Как поясняет немецкий философ и социальный психолог Эрих Фромм (1900 – 1980), основной смысл слова „интерес“ „восходит к корням латыни „inter-esse“, то есть дословно: „быть в середине“ [7]. Французский философ и писатель Клод Гельвеций (1715 – 1771) писал, что „если физический мир подчинен закону движения, то мир духовный не менее подчинен закону интереса“ и поэтому называл интерес „всесильным волшебником, изменяющим в глазах всех существ вид всякого предмета“. Для великого немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770 – 1831) интерес – это „страсть, без которой ничего не осуществлялось“ [8, 9].
Человек, например, имеет множество осознанных потребностей, но большинство из них представляют собой скорее надежды, желания, иллюзии, заблуждения, мечты, потому что он не делает ничего или, по крайней мере, не делает достаточного для их удовлетворения и реализации.
Интерес – это индикация, знак, символ того, что система живая. Наличие интересов является необходимым условием того, что система живая. Система, не имеющая интересов, жива не в социальном смысле, а только в биологическом – она потребляет, она выделяет, но на самом деле ее никто не замечает, ею не интересуются, с ней никто не считается и не уважает ее. И максимально что он может сделать – это попытаться поглотить или уничтожить ее.
Обратим внимание на следующее – мы только что сказали, что то, что система имеет интересы, является необходимым условием, для того чтобы она была живой. Необходимое, но не достаточное условие! Достаточным условием, чтобы одна система была живой – это чтобы она боролась за реализацию своих интересов. Тогда система не просто живая – она жизненная. Потому что система, которая не хочет быть живой или бороться быть живой, просто неотличима от неживой системы. Смысл быть живым и жизненным – это хотеть жить и бороться за то, чтобы быть живым. А быть живым и жизненным, помимо биологического смысла, означает не только потреблять и выделять, но и иметь интересы. Бороться за то, чтобы быть живым, значит бороться за защиту и реализацию своих интересов. Интерес всегда идет вместе с борьбой за его реализацию. Так что система, которая не имеет интересов или не борется за их защиту и реализацию, неотличима от неживой. Это значит, что она либо изолировала себя от других систем, либо факт ее существования можно проигнорировать, поскольку она не способна играть какую-либо роль во внутрисистемных отношениях, а также она не в состоянии заставить кого-либо считаться с ней.
Логическая линия рассуждений такова:
Различность ↔ Различные Интересы.
Системы (люди, общности, общества, государства) различны и, следовательно, имеют различные интересы. Верно и обратное – у систем различные интересы, поэтому они различные.
В основе различности государств лежат их различные интересы, так же как в основе различности интересов лежит различность государств. И в основе этой основы лежит неравенство между государствами. Государства поэтому различны и имеют различные интересы, потому что они неравны.
Неравенство – это правило, равенство – это исключение. В неравенстве закодирован глубокий смысл, который, возможно, в концентрированном виде содержит в себе тайну устройства нашего мира. Возможно, именно поэтому итальянский богослов и философ св. Фома Аквинский (1225 – 1274) писал следующее: „Если бы все были одинаковы, целое не было бы совершенным: это очевидно и в естественном, и в гражданском целом… При распределении каждому назначается какое-то благо, а разные вещи даются по-разному в зависимости от их предшествующего различия, поэтому им и достаётся разная доля. Следовательно, Бог первоначально сотворил вещи разные и неравные друг другу, сообразно тому, что требовалось для совершенства вселенной, а не с каким-либо предварительной различностью между вещами; последную он учтет при возмездии на Страшном суде, воздав каждому по заслугам“ [10].
Немецкий и англо-американский социолог Ральф Дарендорф (1929 – 2009) определил четыре основные причины неравенства в социальных системах, в соответствии с которыми неравенство проистекает:
▪ из естественного (биологичского) разнообразия склонностей, характеров, интересов людей и социальных групп;
▪ из естественного (интеллектуального) различия талантов, способностей, дарований;
▪ из социальной дифференциации (по горизонтали) принципиально равноценных позиций;
▪ из социального разслоения (по вертикали, соответствии с престижем, богатством и социокультурным фоном), проявившегося в иерархии социалного статуса [11].
Существуют различные классификации типов интересов системы в зависимости от специфики этой системы и целей исследования. Чаще всего среди различных интересов выделяют три основных типа:
▪ ЖИЗНЕННО ВАЖНЫЕ (экзистенциальные) интересы, имеющие высокий, критический, экстремный приоритет, поскольку их отстаивание связано с самим существованием и развитием системы, и за их защиту она готова платить самую высокую цену;
▪ ВАЖНЫЕ (существенные) интересы, которые не связаны напрямую с тем, будет ли система существовать и развиваться, но напрямую влияют на то, как она будет существовать и развиваться, т.е. на качество ее существования и развития (т.е. если они будут подвергаться угрозе, возникнут риски для жизненно важных интересов) и для их защиты она готова на определенные компромиссы.
▪ ПЕРИФЕРНЫЕ (второстепенные) интересы, которые лишь косвенно могут повлиять на то, как система будет существовать и развиваться, т.е. косвенно влияют на качество существования и его развитие (т.е. если они будут подвергаться угрозе, возникнут риски для важных интересов) и поэтому, чтобы гарантировать их, система может идти на компромиссы различного масштаба и охвата.
Пояснение:
Экзистенциальный – относящийся к существованию, к поддержанию жизни.
КОНФЛИКТ КАК ПАРАДИГМАЛЬНОЕ, АКСИОМАТИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ
Понятие „конфликт“ заложено, встроено в саму основу Науки о безопасности.
КОНФЛИКТ – ЭТО СТОЛКНОВЕНИЕ, ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ИНТЕРЕСОВ РАЗНЫХ СИСТЕМ (ЛЮДЕЙ, ОБЩНОСТЕЙ ЛЮДЕЙ, ОБЩЕСТВ, ГОСУДАРСТВ, СООБЩЕСТВ ГОСУДАРСТВ).
Выше мы уже подчеркивали, что поскольку системы различные, то и интересы у них различные. Но еще и потому, что у них различные интересы, и системы различные. Мы могли бы перефразировать известную поговорку так: „Скажи мне, каковы твои интересы, и я скажу тебе, кто ты“.
Отдельные государства различаются по географическому положению, территории, рельефу, природным ресурсам, населению, вооруженным силам, истории, экономике, культуре и т. д. На основе этих индивидуальных специфик они формируют свои интересы. Когда они вступают в отношения друг с другом, они фактически противопоставляют свои интересы. На международной арене государства относятся друг к другу не на основе эстетических соображений и эмоциональной чувственности, а путем оценки своих интересов и их совместимости или несовместимости. Государства не говорят друг другу: „Ах, какой у тебя волнующий выход к морю!“ или „Ах, как тебе идет это стратегическое сырье!“ Они оценивают интересы, которые являются функцией от доступа к морю и владения стратегическим сырьем.
Логическая линия рассуждений такова:
Различность ↔ Различные Интересы → Конфликт
Системы различны, и главным свидетельством их различия являются различные интересы. Когда встречаются различные интересы систем, такое взаимодействие называется „конфликтом“. Конфликт – это столкновение (встреча, взаимодействие) различных интересов систем. А еще древнегреческий философ Гераклит (около 544 г. до н. э. – около 483 г. до н. э.) учил, что всякое столкновение есть согласие – это „согласие в противоположных напряжениях между смычком и лирой“ [12].
В Науке Безопасности существование конфликта между двумя системами, между двумя странами, между двумя людьми является индикацией нормальности, естественности, логики и живости их отношений.
Конфликт – другое название межличностных, межгосударственных, межсистемных отношений.
Отсутствие конфликта, наоборот, как это не звучит парадоксально, является признаком болезни, истощения, лишенности содержания в отношениях между двумя сторонами. Отсутствие какого-либо конфликта между двумя сторонами должно зажечь красную лампочку, требует появления „сигнала тревоги“, означает переосмысление отношений, приглашение задуматься – что происходит с этими отношениями, почему они больше не нормальны, по какой причине они уже не полноценны, не здоровы, не конструктивны.
Действительно, когда в отношениях между двумя сторонами, например, между двумя людьми (пусть это будут Он и Она) могут вообще не быть никаких конфликтов? Ведь раз это два разных человека, то у них разные интересы, в их отношениях эти разные интересы встречаются, сталкиваются и их различность неизменно приводи к конфликту?!
В отношениях двух людей не будет никакого конфликта в одной из двух крайних ситуаций: когда их интересы не пересекаются и когда интересы одного полностью растворились в интересах другого.
▪ Во-первых, если интересы обоих не пересекаются, т.е. они не взаимодействуют между собой.
См. Иллюстрацию 1а.
Оба они встречаются, может быть, живут вместе, имеют какие-то сосуществования, но это лишь поверхностно, а на практике их интересы не взаимодействуют межу собой и не имеют точек соприкосновения. Каждый из них делает то, что ему заблагорассудится, и ни о дрýгом не заботится, ни общается с ним по существу, ни считается с ним. При полном отчуждении, исчезновении потребности в общении, отсутствия чувства близости с другим, в отношениях между ними не возникло бы никакого конфликта. Но это не бесконфликтные отношения, а отсутствующие отношения...
Если Он постоянно сидит в одной комнате и смотрит футбольные матчи, а Она сидит в другой комнате и смотрит любимые сериалы, никакого конфликта не было бы, никаких элементарных трений не возникло бы. Но если они вместе, если они думают друг о друге, интересуются друг о друге, то это означает думать о предпочтениях другого человека, принимать как норму считаться с ними, идти на компромиссы, уступать, мириться с какими-то невзгодами и даже лишениями, то тогда окажется, что сегодня важнее матч, а завтра – сериал и все это они будут смотреть вместе...
Иллюстрация 1а. Поля интересов А и Б не пересекаются
▪ Во-вторых, если интересы одного полностью растворились в интересах другого.
См. Иллюстрацию 1б.
Когда Он всегда охотно соглашается чтобы было так, как Она говорит, или Она всегда соглашается, чтобы было выполнено его предпочтение, тогда более чем логично, что конфликт в их отношениях не возникнет ни при каких обстоятельствах и ни по какому поводу.
Какой может быть конфликт, если Он никогда не возражает против просмотра каждый вечер очередного сериала? Или если Она ни разу не вздумает повысить голос, что по телевизору снова идет какой-то матч? Как только один добровольно подчинится воле и желаниям другого, в их отношениях, естественно, не останется места для конфликта.
Достаточно, однако, чтобы Он один раз сказал громко, что он тоже человек и имеет право включить телевизор на финале кубка; или чтобы Она топнула ногой, что на этот раз им ничто не мешает посмотреть первую серию нового сериала и тогда, образно говоря, на стол кладутся разные интересы, вернее разные интересы „бьют“ друг друга, а борьба между разными интересы и означают конфликт. Который, конечно, можно уладить вполне мирно и безболезненно, если оба чувствуют потребность друг в друге и имеют высокую мотивацию продолжать быть вместе, вместе добиваться успеха, а если это произойдет – вместе проигрывать и вместе помогать друг другу преодолевать неудачи.
Иллюстрация 1б. Поле интересов В полностью растворяется в поле интересов А
Кстати, при анализе интересов между гипотетическим Он и Она есть и третий случай!
▪ В-третьих, если интересы обоих полностью совпадают, т.е. их интересы оказываются идентичными.
См. Иллюстрацию 1в.
Нет ли здесь противоречия со всем, что было сказано до сих пор? Как у двух разных людей может быть полное совпадение интересов? Это третий крайний случай, известный как синхронизация, и он может произойти, например, когда эти два человека прожили вместе столько лет, что стали практически одним существом с двумя головами, двумя телами, четырьмя руками и четырьмя ногами. Мы не раз видели супружеские пары, прожившие в браке 50 и более лет, как они начинают походить друг на друга даже физически – одинаково думают, одинаково страдают, одинаково радуются, одинаково дышат, их мимика, их жесты становятся просто неразличимыми.
Синхронизация происходит повсюду – тенденция к ней „является одной из самых распространенных движущих сил во Вселенной, охватывая практически все уровни, начиная с атомов и заканчивая животными, начиная с людей и заканчивая планетами“ [13]. Как говорит английския писатель Малкольм Гладуэлл (1963): „Любой, кто был в кинотеатре, знает, что количество зрителей значительно влияет на характер восприятия кинофильма: нигде комедии не бывают смешнее, а триллеры ужаснее, чем в переполненном кино зале“ [14].
Синхронизация в большинстве случаев имеет два измерения, два проявления – элементы системы не только вместе выполняют одни и те же действия (пространственная синхронизация), но и эти действия выполняются через одни и те же промежутки времени (времевая синхронизация). Когда синхронизация происходит и в пространстве, и во времени, наблюдать за ней очень интересно, это удивительное явление – на самом деле это синхронизация в квадрате. Это все равно, что представить двух людей, бегущих и временами прыгающих одновременно, да так что интервалы, через которые они прыгают во время бега, одинаковыя. Именно такую синхронизацию в квадрате, связанную с эстетическими переживаниями (а не с деструктивными эффектами), можно назвать гармонией.
Иллюстрация 1в. Поля интересов A и B совпадают, т.е. они идентичны (A ≡ B)
Хотя конфликт есть не что иное, как столкновение интересов, мы должны осознавать, что в вербализации научных терминов лучше использовать, по возможности, более мягкие выражения, такие как „встреча“, „взаимодействие“, в крайнем случае „противостояние“. Это происходит потому, что „столкновение“, да и вообще „конфликт“, нагружены в балканских широтах деструктивным смыслом. Точно так же, как „компромисс“ в Балканском регионе звучит слишком плохо.
Во времена социализма, если в чьей-то официальной характеристике говорилось „конфликтная личность“, это обязательно означало что-то плохое. И если о ком-то говорилось, что он бескомпромиссно отстаивает свои принципы, то это обязательно хорошо. Но как строить отношения с человеком, если он не способен на компромиссы, если думает только о своих интересах?
Конфликт не является изначально злом, он может быть драйвером развития, может помочь перестроить отношения и оптимизировать их. Нельзя путать конфликт со способом его разрешения, который может быть ненасильственным (мирным) или насильственным. В шутку можно сказать, что разница между Европой и Балканами весьма незначительна – в Европе говорят „Сядь здесь и поговорим!“, а на Балканах говорят „Выходи на улицу и поговорим!“. Это два варианта выхода из конфликта – несиловой (мирный) и силовой.
Стратегические менеджеры, в т.ч. менеджеры безопасности знают, что существуют хорошие и плохие конфликтные личности (а также хорошие и плохие конфликты). Способные стратегические менеджеры заставляют конфликт „работать“ на благо команды, компании, страны и региона. Они пытаются „погасить“ только контрпродуктивные и разрушительные конфликты.
Эти рассуждения важны еще и потому, что Болгария уже является членом ЕС. А это качественно другая среда. В ней умение работать в команде, идти на компромиссы ценится не меньше, чем личные профессиональные и деловые качества. Там они отдают приоритет позитивному синергетическому мышлению „и-и“ („конфликты с ненулевой суммой“) над конфронтационным мышлением „или-или“ („конфликты с нулевой суммой“) (см. Этюд 18).
После Холодной войны“ в глобальном масштабе радикально изменились образ мышления и отношение к Конфликту – между государствами и между этническими группами в одной стране, между разными культурами или так называемыми цивилизациями. До недавнего времени Конфликт был нежелательным явлением, разрывающим ткань системы международных отношений. Опыт участия в конфликтах оказался сплошь негативным, с унижениями великих держав (Вьетнам, Афганистан), кровопролитиями и деградацией обществ, людей и окружающей среды. Но сейчас на передный план выходит видение об инструментальном характере Конфликта.
Конфликт рассматривается как средство направления событий в правильное русло. Если раньше целью было регулирование, разрешение, ликвидация, преодоление конфликта, то теперь им необходимо управлять, его нужно контролировать, манипулировать, утилизировать. Другими словами, сегодня Конфликт нужен живым, под „крышкой“; то есть деактивирован, но при необходимости его можно и активировать в соответствии со стратегическим интересом. Многие из новых конфликтов, особенно в регионах повышенной нестабильности, несмотря на всю свою историческую и укоренившуюся логику, содержат очевидные элементы активированных конфликтов, которые всегда вспыхивают в нужное время и в нужном месте.
Анализ и разрешение (регулирование) конфликтов осуществляется в рамках двух разных областей научных исследований [15].
▪ Первая область связана с правом и правовыми подходами. В какой-то степени это подход, характерный для советской системы организации науки и знаний (мы не будем здесь делать политическую оценку, которая может привести к идеологическим спекуляциям). Ненапрасно в духе этой системы изучение международных отношений в университетах ведется на юридических факультетах. При таком подходе регулирование конфликтов происходит согласно нормам права и по строго определенным правилам и процедурам. При таком подходе не имеет большого значения (или не имеет вообще значения), удовлетворены ли одна или обе стороны конфликта тем, как их интересы защищаются в соответствии с этим регулированием.
▪ Второе направление связано с политическими методами и средствами регулирования конфликтов. В какой-то степени это подход, характерный для западной системы организации науки и знаний, и поэтому там изучение международных отношений в университетах находится на факультетах общественных наук. При таком подходе, прежде всего стремятся найти политическое решение, которое удовлетворит интересы обеих сторон посредством компромисса в той или иной (или даже разной) степени.
Эти два подхода действительно взаимосвязаны, переплетаются, „помогают друг другу“. Потому что, если спор регулируется политически и в нарушение международного права, то решение уязвимо (урегулирование спора могло быть конъюнктурным, силовым). А если спор регулируется юридически, а не политически, то решение тоже уязвимо, поскольку не предотвращает существующих противоречий. Таким образом, эти два подхода идут рука об руку. Однако очень часто сначала находится политическое решение, а затем придают ему ту или иную юридическую форму.
Вернемся к теоретическим характеристикам конфликта.
Как уже было сказано, конфликт – это встреча различных интересов. Но хотя системы имеют целые палитры, вееры, спектры интересов, не все эти интересы попадают в поле конфликта. Поэтому для разрешения каждого конкретного конфликта необходимо провести анализ интересов, входящих в его конфликтное поле.
Страны как люди: когда они ссорятся о чем-то, они ссорятся обо всем. А так быть не должно. „Ссора“ должна вестись только по поводу того, что является предметом конкретного спора (конфликта), входящего в соответствующее конфликтное поле. В действительности, независимо от сложности и разнообразия различных интересов, когда мы рассматриваем тот или иной конфликт, интересы обеих сторон можно систематизировать в нем на три типа: непересекающиеся интересы, совпадающие интересы и взаимоисключающиеся интересы [16, 17]. (см. Иллюстрацию 2).
ТРИ ТИПА ИНТЕРЕСОВ В КОНФЛИКТЕ
Иллюстрация 2. Типы интересов в конфликте
♦ Во-первых, это НЕПЕРЕСЕКАЮЩИЕСЯ ИНТЕРЕСЫ (они могут быть антагонистическими или тождественными), т.е. интересы, не попадающие в поле конфликта.
Эти интересы необходимо оставить в сторону, поскольку они не являются предметом конкретного конфликта. Таким образом, антагонистические среди них не будут привносить новые конфронтационные элементы, а тождественные среди них не будут подвергаться негативным воздействиям, способным превратить их в предмет спора.
♦ Во-вторых, это СОВПАДАЮЩИЕ ИНТЕРЕСЫ, попадающие в поле конфликта.
В принципе, в любом конфликте обе стороны имеют хотя бы минимальные общие интересы. Даже во времена Холодной войны, несмотря на высокую степень конфронтации между США и СССР, существовали некоторые неписаные правила (tacit rules [18]), прежде всего то, что это противостояние не должно привести к ядерной катастрофе, и, в частности, что ни одна из двух великих держав не будет вмешиваться открыто и с военной силой в сферу влияния другой великой державы (тайно, скрытно, с помощью спецслужб и с помощью оппозиционных сил, однако может).
Совпадающие интересы нужно тоже оставить в сторону, чтобы не быть втянутыми в спираль конфронтации. Их можно использовать для „гашения“ конфликтного потенциала, для наведения мостов взаимопонимания и каналов коммуникации.
♦ В-третьих, это ВЗАИМОИСКЛЮЧАЮЩИЕСЯ ИНТЕРЕСЫ, попадающие в поле конфликта.
Это интересы, над которыми нужно работать. Они являются настоящим предметом спора.
Конфликтное поле в любом конфликте можно манипулировать.
‣ С одной стороны, его можно расширить. Тогда в него входят и становятся предметом спора дополнительные интересы обеих сторон (в некоторых случаях это называется „пакетирование“ – одна сторона может связать конкретный предмет спора, в котором она слабее, с другим спорным вопросом, в котором она сильнее и таким образом частично скомпенсировать свою слабость).
‣ С другой стороны, поле конфликта может сузить. Тогда из него выходят часть интересов, являющихся предметом спора (в некоторых случаях это называется „минимизацией целей“ – стороны частично отказываются превращать те или иные разногласия между собой предметом своих отношений).
Поскольку интересы – это осознанные потребности, а осознанные – это значит „переломленные“ через сознание, то через воздействет на сознание, напр. разумными аргументами и логичными доводами, обманом и дезинформацией, угрозами и „взятками“ можно убедить обе стороны в том, что некоторые их несовпадающие интересы не являются несовпадающими, а наоборот – они совпадают или, по крайней мере, не попадают в поле конфликта. Другими словами, как полем конфликта, так и конфликтующими интересами можно манипулировать до тех пор, пока не будет достигнуто действенное разрешение конфликта.
Кроме трех типов интересов, участвующих в конфликтах, можно говорить также о трех типах возможных решений этих конфликтов: симметричное, асимметричное и принципиально новое [19].
ТРИ ТИПА ВОЗМОЖНЫХ РЕШЕНИЙ В КОНФЛИКТЕ
♦ При СИММЕТРИЧНОМ РЕШЕНИИ каждая из двух сторон получает половину того, о чем они спорят. Особенно часто такой тип решения применяется, когда речь идет о каких-то измеримых величинах – деньгах, количествах, территориях. Хотя на первый взгляд симметричное решение считается наиболее справедливым выходом из конфликта, оно обычно является наименее устойчивым и наименее эффективным, поскольку не „атакует“ суть конфликта (предмет спора остается в силе, конфликт не разрешен). Кроме того, очень трудно найти такую идеальную ситуацию, когда обе стороны, участвующие в конфликте, равны по своей материальной силе, юридическим правам или ценностной мотивации, чтобы они чувствовали, что решение удовлетворяет их в равной степени. В целом одна сторона всегда имеет какое-то преимущество, а в симметричных решениях она будет чувствовать, что ей нанесен ущерб, поэтому не будет готова слишком долго соблюдать принятое решение. И даже если в данный момент между двумя сторонами существует примерное равенство, в динамичной ситуации между двумя сторонами неизбежно возникнет асимметрия и одна из них будет стремиться (явно или тайно) к пересмотру достигнутого соглашения.
Иногда симметричное решение называют „типом решения матери“ (mother’s type of decision), поскольку мать любит безусловно и делит поровну между своими детьми – например когда она разрезает торт между двумя своими сыновьями.
♦ ПРИ АСИММЕТРИЧНОМ РЕШЕНИИ каждая из двух сторон получает долю, пропорциональную ее относительной материальной силе, юридическому праву или ценностной мотивации. Этот тип решения тоже чаще всего применяется, когда речь идет о каких-то измеримых величинах – деньгах, количествах, территориях. Такое решение кажется несправедливым, но на практике оно более устойчиво или, по крайней мере, более эффективно, чем симметричное, поскольку хотя и не „атакует“ суть конфликта (предмет спора и здесь остается в силе и конфликт не разрешен), тем не менее оно в гораздо большей степени отражает реальное соотношение сил двух сторон, а потому каждая из них имеет больше оснований полагать, что ей не причинен вред, и поэтому будет более склонна придерживаться принятого решения. Очевидно, что даже в случае асимметричного решения логично ожидать, что в силу динамичной ситуации могут произойти изменения (количественные и даже качественные) в существующей асимметрии между сторонами и той из них, в чью пользу это изменение произошло, будут добиваться (явно или тайно) пересмотра достигнутого соглашения.
Асимметричное решение иногда называют „типом решения отца“ (father’s type of decision), потому что, если мать любит безусловно, то отец любит условно и поэтому при нем делится не поровну, а по-братски (это сказано в шутку), т. е. исходя из реальных заслуг или конкретных потребностей. Кстати, Эрих Фромм придерживается того же мнения и поэтому пишет следующее: „Любовь отца – это любовь на определенных условиях. Ее принцип: „Я люблю тебя, потому что ты оправдываешь мои надежды, потому что ты исполняешь свой долг, потому что ты похож на меня“... Отцовскую любовь надо заслужить, что ее можно потерять, если не оправдаешь ожиданий. В самой природе отцовской любви заложено то, что послушание становится главной добродетелью, а непослушание – главным грехом, который карается лишением отцовской любви“ [20].
Мы бы сказали, что обусловленность отцовской любви главным образом выражается в том, что он формально не делить внимание, амбиции, поощрения и наказания поровну между своими детьми, а ранжирует их – по важности, по приоритету, по перспективам, по отношению детей к нему и к жизни. Если отец разделяет торт между сыновьями, он даст старшему сыну больше, а младшему меньше, потому что, если он разделит его поровну, первому сыну не хватит, а у второго останется.
♦ При ПРИНЦИПИАЛЬНОМ НОВОМ РЕШЕНИИ не добиваются обвязывания интересов сторон (симметричного или асимметричного), а „атакуют“ сам предмет спора, разрешают сущестностный конфликт.
Мирный договор между Египтом и Израилем, достигнутый в Кэмп-Дэвиде, США (1978 г.) [21], является примером принципиально нового решения. При так называемой Шестидневной войне (1967 г.) Израиль оккупировал Синайский полуостров, принадлежащий Египту, и Голанские высоты, принадлежащие Сирии. Под эгидой и при посредничестве президента США Джимми Картера проводились переговоры, завершившиеся подписанием мирного договора (Кемп-Дэвидские соглашения) между президентом Египта Анваром Садатом и премьер-министром Израиля Менахемом Бегином. В этих переговорах президент Картер не пошел по пути поиска какого-то частичного решения проблемы с оккупированным Синайским полуостровом (например, разделить его 50%:50% (симметричное решение), или например 30%:70 % или 60%: 40% (ассиметричное решение), так как оно не будет принято ни Израилем (через территорию Синайского полуострова Египет может нанести по нему внезапный удар), ни Египтом, и ни при каких условиях (Синайский полуостров древнеегипетской территории и добровольное согласие президента Садата уступить даже 1% ее еврейскому государству стоило бы ему головы в прямом смысле слова в день возвращения его в Египет).
Решение, а именно принципиально новое решение „территория в обмен на безопасность“, состоит в том, что Израиль полностью уходит с Синайского полуострова, где происходят такие логистические преобразования и принимаются такие меры, что никакое внезапное нападение Египта через территорию полуострова, что поставило бы под угрозу безопасность Израиля в неприемлемой степени, больше невозможно. Таким образом, были атакованы глубинные причины конфликта (для Египта – это восстановление суверенитета над всей территорией, а для Израиля – гарантия безопасности). С тех пор проблема „Синайского полуострова“ между двумя странами не существовует. Напомним, что проблема „Голанских высот“ между Сирией и Израилем остается живой и болезненной, поскольку эти высоты все еще оккупированны Израилем даже сейчас, спустя более 55 лет после Шестидневной войны.
Пояснение:
Джимми Картер (1924) – президент США в период 1977 – 1981 гг.
Анвар Садат (1918 – 1981) – президент Египта в период 1970 – 1981 гг. Получил Нобелевскую премию мира вместе с Менахемом Бегином за подписание Кэмп-Дэвидского соглашения (1978 г.).
Менахем Бегин (1913 – 1992) – премьер-министр Израиля в период 1977 – 1983 гг.
ХАРАКТЕРНЫЕ ФАЗЫ КОНФЛИКТА
Существует значительное количество классификаций при условии понимания того, что конфликт является не состоянием, а процессом и проходит разные фазы (этапы, стадии) развития. Эти классификации определяются конкретными параметрами, связанными с изменением состояния, целей и средств участников, масштабом и интенсивностью самого конфликта, вовлечением новых участников [22]. Эти фазы могут чередоваться. Конфликт может развиваться как по нарастающей, так и в противоположном направлении. Не каждая фаза преодолевает причины, которые могут привести к следующей. Ее прекращение путем урегулирования не снимает с повестки дня проблем предыдущей фазы.
Можно выделить следующие фазы конфликта: противоречие, спор, кризис, настоящий конфликт и война.
• ПРОТИВОРЕЧИЕ является объективной реальностью и существует постоянно в отношениях между сторонами. Оно – свидетельство различия восприятий и целей, которое осознается как факт и становится предметом этих отношений. Противоречие включено в шкалу приоритетов, хотя и все еще на очень низком уровне, но способно породить стремление к действию и стать основой будущего конфликта.
Противоречие – это самая низшая, первая фаза конфликта, которая характеризуется как КОНСТАТАЦИЯ РАЗЛИЧИЙ.
• СПОР – это заявление о намерениях и принципах по данному вопросу. Предмет противоречия перемещается вверх по шкале приоритетов. Аргументы могут основываться на рациональных или иррациональных мотивах. Сокращается круг возможных компромиссов, определяется стратегия поведения.
В ходе спора конфликт начинает развиваться и переходит в более острую фазу. Этот этап характеризуется как ДЕКЛАРАЦИЯ ПОЗИЦИЙ.
• КРИЗИС – это ситуация, в которой определяется, в каком направлении будет продолжаться конфликт – будет ли он взят под контроль или начнет выходить из-под контроля. Накапливаются конфронтационные элементы, демонстрируется готовность к столкновению и к оказанию давления и принуждения, планируются изменения в системе безопасности. Признаки распада отношений становятся видимыми.
В условиях кризиса достигается критическая фаза конфликта. Эта фаза характеризуется как ДЕМОНСТРАЦИЯ РЕШИМОСТИ.
• НАСТОЯЩИЙ КОНФЛИКТ – это углубление негативного развития проблемы с накоплением элементов необратимости. Система безопасности перестраивается на более решительные действия. Цена, которую каждая сторона готова заплатить за разрешение конфликта в свою пользу, возрастает. Противник воспринимается как враг, подозревается в плохих намерениях и разоблачается как виновник различных преступлений. Переходится к локализованному применению силы и ограниченным вооруженным конфликтам.
Настоящий конфликт – это фаза вовлечения в столкновения и насилие, которая характеризуется как ПРЕДПРИНЯТИЕ ДЕЙСТВИЙ.
• ВОЙНА – это масштабный, всеобъемлющий и тотальный вооруженный конфликт. Каждая страна мобилизует, развертывает и приводит в действие все имеющиеся ресурсы. Насилие возростает с обеих сторон и достигает неконтролируемых размеров. Это приводит к необратимым последствиям, к деструктивным системным деформациям и трансформациям.
Война – это последняя, разрушительная фаза конфликта, которая характеризуется как ЭСКАЛАЦИЯ СТОЛКНОВЕНИЯ.
ТИПОЛОГИЗАЦИЯ КОНФЛИКТОВ
Конфликты можно систематизировать по различным критериям [23], например по предмету, количеству участвующих стран, вмешательству третьей стороны, охвату, характеру используемых вооружений, интенсивности, путям развития во времени, последствиям:
• Критерий „ПРЕДМЕТ“ (основные цели) – конфликты за територии; за ресурсы; за ценности (культурные, идеологические, религиозные); экономические; торговые; дипломатические и т.н.
Интересно знать, например, что у индейцев тлинкитов и индейцев хайда на Аляске происходят ценностные конфликты (войны), когда одни из них крадут у других песню, имя или танец [24]! Предметом конфликтов могут быть различные дефициты: позиционный дефицит (дефицит социальных позиций, статусов, ролей); дефицит источников (дефицит определенных материальных или духовных ресурсов); когнитивный дефицит (дефицит ориентиров, информации для принятия правильных решений, объяснений происходящего и того, что будет) [25]. По мнению Ральфа Дарендорфа, „современный социальный конфликт – это антагонизм прав и их обеспечения, политики и экономики, гражданских прав и экономического роста“ [26].
• Критерий „КОЛИЧЕСТВО УЧАСТВУЮЩИХ СТРАН“ – 1 страна (т.е. внутригосударственные); 2 страны; более 2 стран.
Когда участвуют более 2-х стран, возможны разные варианты противостояния между ними:
▪▪ Государства каждый против каждого. Такова ситуация в определенный период Холодной войны, когда три великие державы – США, Советский Союз и Китай – непримиримо противостоят друг другу. Это происходит до того, как президент США Ричард Никсон и его советник по национальной безопасности и госсекретарь Генри Киссинджер разыграют „китайскую карту“, т.е. начнут проводить политику сближения США с одним коммунистическим государством (Китаем) за счет усиления конфронтации с другим коммунистическим государством (Советским Союзом). Но китайский лидер председатель Мао Цзэдун считает, что это он разыграл американскую карту сближения с одной империалистической страной (США) за счет усиления конфронтации с другой империалистической страной (Советским Союзом).
Пояснение:
Ричард Никсон (1913–1994) – президент Соединенных Штатов с 1969 по 1974 год. Он единственный, кто избирался дважды вице-президентом и дважды президентом, и единственный президент, ушедший в отставку с этой должности в связи с Уотергейтским делом из-за неизбежного импичмента.
Импичмент – процедура, посредством которой законодательный орган официально привлекает к ответственности человека, являющийся высокопоставленным государственным должностным лицом, в т.ч. главой государства за государственную измену, нарушение конституции, коррупцию или другое тяжкое уголовное преступление.
„Уотергейтское дело“ (Watergate) – громкий политический скандал в США в период 1972 – 1974 годов, связанный с незаконными действиями – с установкой подслушивающих устройств в штаб-квартире Демократической партии в отеле „Уотергейт“ в Вашингтоне. 27 июля 1974 года Конгресс США начал процедуру импичмента избранному президенту Ричарду Никсону, который не смог доказать, что не имеет никакого отношения к этому делу, и 9 августа 1974 года Никсон подал в отставку, чтобы не допустить его отстранения из должности.
Генри Киссинджер (1923) – советник по национальной безопасности президента Ричарда Никсона (1969 – 1975), госсекретарь США (1973 – 1977). Лауреат Нобелевской премии мира (1973).
Мао Цзэдун (1893 – 1976) – Председатель ЦК Коммунистической партии Китая в период 1943 – 1976 гг.
▪▪ Коалиция одних стран против коалиции других стран, причем коалиции состоят из одних и тех же стран – участниц (постоянные коалиции). Во время Холодной войны в Европе существовало четыре ядерные державы – Советский Союз, Великобритания, Франция и … США (США часто называли самой большой военной державой Западной Европы). Несмотря на различные трения, разногласия и антагонизмы по поводу главного конфликта между Западом и Востоком, всегда существовала одна постоянная поляризация – Советский Союз против США, Великобритании и Франции, иными словами, сколько бы президент Франции генерал Шарль де Голль не следовал во внешней и оборонительной политике собственной стратегической линии, при нем, образно говоря, Франция ни разу не перешла по другую сторону Берлинской стены.
Пояснение:
Шарль де Голль (1890–1970) – президент Франции в период 1959–1969 годов.
▪▪ Коалиция одних стран против коалиции других стран, при этом состав каждой из коалиций меняется со временем (гибкие коалиции). Частью стратегического гения великого прусского и немецкого „железного“ канцлера Отто фон Бисмарка была его внешнеполитическая формула – в системе пяти великих держав (Великобритания, Франция, Австро-Венгрия, Россия и Германия) Германия всегда должна была быть там, где три великие державы [27]. Поэтому, если понадобится, сегодня Германия будет вместе с Великобританией и Австро-Венгрией против Франции и России; завтра – с Австро-Венгрией и Россией против Франции и Великобритании, а послезавтра – с Россией и Великобританией против Франции и Австро-Венгрии.
Пояснение:
Отто фон Бисмарк (1815 – 1898) – канцлер Северо-Германского союза (1867 – 1871); Рейхсканцлер Германской империи (1871 – 1890).
• Критерий „ВМЕШАТЕЛЬСТВО ТРЕТЬЕЙ СТОРОНЫ“ – конфликты без внешнего вмешательства, т.е. участвуют только страны, непосредственно ангажированные в конфликте, или конфликты с внешним вмешательством, когда в конфликте участвуют страны (1 или более), которые напрямую не затронуты конфликтом. Внешнее вмешательство может быть конструктивным с целью содействия урегулированию конфликта или деструктивным с целью углубления конфликта или использования трудностей некоторых стран, непосредственно вовлеченных в конфликт.
• Критерий „Охват“ – локальные; национальные; региональные; континентальные; глобальные конфликты.
• Критерий „ХАРАКТЕР ИСПОЛЬЗУЕМЫХ ВООРУЖЕНИЙ“ – конфликты с легким [обычным] стрелковым оружием; конфликты с применением тяжелого вооружения; конфликты с оружием массового поражения – ядерным, химическим, биологическим.
• Критерий „ИНТЕНСИВНОСТЬ“ – латентные конфликти (затухающие, без какого-либо насилия); конфликты низкой интенсивности (тлеющие, эпизодически напоминающие о себе проявлениями насилия); конфликты средней интенсивности (эскалирующие, с все более частыми актами насилия); конфликты высокой интенсивности (масштабные, с ростом насилия); конфликты огромной интенсивности (вышедшие из-под контроля, с тотальным насилием).
• Критерий „ПУТИ РАЗВИТИЯ ВО ВРЕМЕНИ“ – конфликты равномерной интенсивности и конфликты неравномерной интенсивности (смена фаз; пульсации либо по горизонтальной оси, т.е. от одной фазы к другой – вперед и назад в развитии, либо по вертикальной оси – вспышки насилия, а затем его спады.
• Критерий „ПОСЛЕДСТВИЯ“ – конфликты с пренебрежимыми последствиями; конфликты с легкими последствиями; конфликты со средними последствиями; конфликты с тяжелыми последствиями; конфликты с разрушительными и опустошительными последствиями.
Ральф Дарендорф приводит свою типологию конфликтов [28]:
▪ по источникам возникновения – ¬конфликты интересов, ценностей, идентификации;
▪ по социальным последствиям – успешные, безуспешные, созидательные (конструктивные), разрушительные (деструктивные);
▪ по масштабности – локальные, региональные, межгосударственные, глобальные, микро-, макро-, мегаконфликты;
▪ по формам борьбы – мирные, немирные;
▪ по направленности – вертикальные, горизонтальные;
▪ по особенностям условий происхождения – эндогенные, экзогенные;
▪ по отношению субъектов к конфликту – подлинный, случайный (условный), смещенныи, ложный, неверно приписанный латентный;
▪ по использованной сторонами тактике – „сражение“, „игра“, „дебаты“.
Пояснение:
Эндогенные – возникающие, развивающиеся в организме в результате внутренних причин; вызваные внутренними факторами.
Экзогенные – вызванные внешними причинами и факторами.
Остановимся подробнее на последнем типе конфликтов в типологии Ральфа Дарендорфа. Фактически классификацию конфликтов как сражения“ (fights), „игри“ (games) и „дебати“ (debates) предложил американский специалист в области математической психологии, общей теории систем, математической биологии и моделирования социальных взаимодействий Анатоль Рапопорт (1911 – 2007) [29].
‣ „СРАЖЕНИЯ“ – это тип конфликтов, в которых противоречия между сторонами носят антагонистический характер и обе стороны стремятся к полной победе, поскольку другой возможный исход для них – полный проигрыш. Таковы конфликты, связанные с ценностями, компромисс в которых невозможен – либо ты за аборт, либо ты против него; ты либо за, либо против смертной казни; либо ты примешь моего Бога, либо останешься верующим в своего Бога. Невозможно договориться о 10% аборта и 90% отказ от аборта – аборт не может быть произведен на одной десятой; невозможно договориться о 20% приведения в исполнение и 80% не приведения в исполнение смертной казни – человек не может быть убит на одной пятой; невозможно договориться о 50% моего Бога и 50% твоего Бога – невозможно создать синтетического бога, который был бы одной второй моего Бога и одной второй твоего Бога.
‣ „ИГРЫ“ – это тип конфликтов, в которых существуют строго определенные правила поведения сторон, например: шахматы. Участники таких конфликтов – рациональные игроки. Каждый из них стремится „победить“, оптимизируя свою выгоду и минимизируя ущерб, соблюдая эти правила.
‣ „ДЕБАТЫ“ – это тпи конфликтов, в котором преобладает „торг“, умение торговать, договариваться, маневрировать, вести успешную дипломатию, находить компромиссы, искать глубинную причину конфликта.
СИЛА КАК ПАРАДИГМАЛЬНОЕ, АКСИОМАТИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ
Парадигмальное, аксиоматическое понятие „сила“, несомненно, является ключевым в Науке о безопасности, а когда дело доходит до международных отношений, это фактически то понятие, вокруг которого „вертится“ вся их теория. Различные школы теории международных отношений позиционируют себя в зависимости от своей приверженности к нему.
СИЛА – ЭТО ВСЕ РЕСУРСЫ, С КОТОРЫМИ СИСТЕМА ОТСТАИВАЕТ СВОИ ИНТЕРЕСЫ В КОНФЛИКТЕ.
Логическая линия рассуждений такова:
Различность ↔ Различные Интересы → Конфликт → Сила
Системы различны и имеют различные интересы. В своих отношениях они встречают свои интересы. Встреча их интересов – это конфликт. В конфликте системы мобилизуют все свои ресурсы для отстаивания своих интересов. Сила определяется как эти „все ресурсы“.
Обращаем внимание на очень важное ударение на слове „все“, т.е. сила – это ВСЕ ресурсы, которыми система располагает в конфликте для отстаивания своих интересов. Вот почему между социальными системами (людьми, общностями, обществами, государствами) могут быть межсистемные (межчеловеческие, межобщностные, межобщественные, межгосударственные) отношения, так как не все упирается и не все решается физической силой. Между животными, например, между лисой и зайцем, нет межживотных отношений, потому что лиса всегда съедает зайца. Однако между людьми, кроме физической силы, существуют право, ум, хитрость, споры, дипломатия, харизма и т. д., которые могут повлиять на конечный исход отношений между физически более сильным и физически более слабым. Только так можно объяснить, как хрупкая и нежная красавица „кладет на лопатки“ сильного и грубого человека-зверя и наступает победоносно ему на грудь каблучком туфли. Очевидно, она победила его чем-то иным, чем физической силой – аттрактивностью, обаянием, чарами, обещанием светлого будущего.
Не случайно замечательный философ и историк Никколо Макиавелли (1469 – 1527) в своем бессмертном шедевре „Государь“ (Il Principe, 1513) писал: „Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса – волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не заметить капкана. Из чего следует, что разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить“ [30].
По мнению видного американского геополитика голландского происхождения Николаса Спикмана (1893-1943), мощь государства „означает выживание, способность диктовать тем, у кого нет мощи, и способность навязывать уступки тем, у кого меньше мощи“ [ 31].
Известный гарвардский ученый в области международных отношений Джозеф Най (1937) считал, что сила – это способность государства достигать своих целей, а другой видный американский политолог Роберт Даль (1915 – 2014) определял силу государства как способность заставлять других делать то, что они иначе не стали бы делать [32].
Для крупного американского ученого в международных отношениях Ганса Моргентау (1904 – 1979) важнейшими характеристиками, влияющими на силу (мощь) государства, являются география (географическое положение), природные ресурсы, промышленные мощности, военная готовность, население, национальный характер (можно сказать, что это исторически сложившаяся характеристика), национальная мораль (это скорее состояние духа нации в данный момент), качество дипломатии, качество управления (политического лидерства) [33].
По мнению вышеупомянутого Николаса Спикмана, измерителями государственной власти наряду с вооруженными силами являются и следующие: размер территории, характер границ, численность населения, отсутствие или наличие сырья, экономическое и технологическое развитие, финансовая мощь, этническая однородность, эффективная социальная интеграция, политическая стабильность, национальный дух [34].
Знаменитый французский философ Раймон Арон (1905–1983) считал, что элементы государственной власти состоят из трех частей: окружающая среда (т.е. пространство, занимаемое политическими единицами); ресурсы (т.е. имеющиеся материальные средства, возможность их использовать, имеющийся человеческий потенциал и возможность его части стать солдатами); способность к коллективным действиям (т. е. организация армии, дисциплина солдат, качество гражданского и военного управления в военное и мирное время, солидарность граждан перед лицом испытаний через благополучие или несчастье) [35, 36].
При этом Раймон Арон отличает мощь государства от его силы. Для него мощь – это способность государства навязывать свою волю другим государствам, и, следовательно, мощь – это социальное отношение. А сила государства – это лишь один из элементов мощи. Следовательно, разница между мощью и силой – это разница между потенциалом государства, его материальными и человеческими ресурсами, с одной стороны, и человеческими отношениями, т.е. второй из трех ее элементов (способность к коллективному действию) – с другой [37].
Сила государства на мировой арене напрямую связано с его способностью влиять на международные процессы и заставлять других считаться с ним. Можно сказать, однако, что сила государства не является окончательным решением всех его проблем, более того, как мы видели и вернемся к этому ниже, сила имеет различные составляющие, и военная и экономическая мощь государства ни в коем случае не исчерпывает всю его силу. При всем при том, ни одно государство не может избежать тени своей силы (вернее, возможного отсутствия достаточной силы), потому что даже если сила не является достаточным условием, она тем не менее, является необходимым условием для того, чтобы голос государства был услышан, если не на глобальном или континентальном, но, по крайней мере, на региональном уровне.
Приведем одну возможную систематизацию государств в системе международной безопасности по их мощи (понятие, которое для целей настоящего анализа по праву можно считать эквивалентным понятию „сила“):
• На первом месте находятся так называемые „ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ“ (GREAT POWERS), которые формируют мировой порядок и без которых не может быть решена ни одна проблема глобальной безопасности.
Уникальная однополярная модель, сложившаяся после окончания Холодной войны, побудила многих ученых разделить великие державы на „просто“ великие державы и на сверхдержавы, чтобы уделить должное внимание и признание США. В группе так называемых „великих держав“ исследователи международных отношений и международной безопасности американец Барри Бьюзен (1946) и датчанин Оле Уэвер (1960) различают два типа государств: сверхдержавы (superpowers) и великие державы (great powers). Сверхдержавы должны обладать первоклассными военно-политическими возможностями и уметь оказывать военно-политическое влияние в глобальном масштабе, быть активными игроками в процессах секьюритизации и десекьюритизации во всех или почти во всех регионах международной системы, как угрозы, факторы, гаранты безопасности, партнеры или интервенирующие в регионе. Как правило, сверхдержавы определяют „универсальные“ ценности в глобальном плане, и их легитимность будет зависеть от их способности обеспечить легитимность этих ценностей (такими сверхдержавами были Великобритания и Франция в XIX веке, Великобритания, США и Советский Союз после Первой мировой войны; Соединенные Штаты и Советский Союз после Второй мировой войны; после окончания Холодной войны только США являются сверхдержавой), в то время как статус (просто) великой державы менее обвязывающий в плане возможностей и поведения. Для великих держав не так уж обязательно иметь огромные возможности во всех секторах, и им не обязательно иметь активное присутствие во всех регионах и сферах международной системы. Статус, ранг великой державы во многом базируется на одной-единственной ключевой позиции. Великие державы отличает от чисто региональных держав то, что последние ответственны перед первыми на основе соотношений в распределении сил на системном уровне в настоящем и ближайшем будущем. Другие крупные игроки обычно рассматривают великую державу как страну, имеющую ощутимый экономический, военный и политический потенциал, позволяющий ей претендовать на статус сверхдержавы в ближайшей или среднесрочной перспективе. Великие державы либо считаются региональными державами, которые являются возможными претендентами на сверхдержавы (например, Китай), либо они считаются сверхдержавами, но с максимумом возможностей быть региональными державами (например, Япония) [38].
Пояснение:
Понятие „секьюритизация“ было введено в 1995 г. Оле Уэвером – одним из ведущих участников Копенгагенской школы безопасности [39, 40].
Представители Копенгагенской школы рассматривают безопасность как деятельность, действие и движущую силу, которая заставляет политику выходить за рамки установленных правил и очерчивает проблемы как специальный тип политики и даже над повседневной политикой. Они описывают секьюритизацию как гораздо более сильную (в том числе экстрем(аль)ную) версию политизации и определяют ее как успешный речевой акт, „с помощью которого в рамках политической общности между субъектами создается взаимопонимание относительно того, чтобы к чему-то относиться как к экзистенциальной угрозе данному ценному объекту и чтобы дать право призывать к неотложным и чрезвычайным мерам по устранению угрозы“ [41].
• На втором месте находятся так называемые „РЕГИОНАЛЬНЫЕ ДЕРЖАВЫ“ (REGIONAL POWERS), которые условно говоря являются великими державами в соответствующем регионе.
Согласно определению Барри Бьюзена и Оле Уэвера, региональные державы во многом определяют полярность соответствующего регионального комплекса безопасности и обладают влиянием и возможностями напрямую влиять на процессы секьюритизации в регионе [42]. Следовательно, это страны, роль которых в данном регионе чрезвычайно важна, даже определяющая, но за пределами региона их влияние гораздо слабее, независимо от того, каковы их амбиции и используются ли они великими державами для поиска баланса сил в глобальном масштабе. Великие державы всеми возможными способами борются за партнерство региональных держав. У США есть свой список „пивотных государств“ – региональных держав, находящихся на переднем крае стратегических интересов США в соответствующем регионе (Южная Корея, Пакистан, Израиль, Египет, Турция и др.).
• На третьем месте находятся так называемые „ГОСУДАРСТВА С ОГРАНИЧЕННЫМИ РЕСУРСАМИ ВЛИЯНИЯ“ (STATES WITH LIMITED RESOURCES FOR INFLUENCE), иногда не совсем точно (или совсем неточно) называемые „малыми государствами“ (small states).
Большинство стран мира такие. Их роль и значение только (или в первую очередь) внутри своего региона, а за его пределами на них вряд ли кто-то обращает большое внимание, независимо от их претензий. Великие державы и региональные державы стремятся к партнерству с ними ради своих интересов и позиций в регионе – с помощью различных средств и техник „жесткой“ и „мягкой“ силы (см. ниже), принуждений и стимулов, „кнута“ и „пряника“.
• На четвертом месте находятся так называемые „МИНИ-ГОСУДАРСТВА“ (MINISTATES), которые настолько малы и незначительны, что не могут играть какой-либо особой роли.
Примерами таких стран являются Андорра, Сан-Марино, Лихтенштейн. Однако есть ряд примеров, которые показывают, что даже небольшие страны могут добиться успеха в этом запутанном мире. Неплохим примером этого является Люксембург, поскольку внутри НАТО его голос имеет теоретически такой же вес, как голос США, Великобритании, Франции или Германии, поскольку в НАТО решения принимаются консенсусом.
• На пятом месте находятся так называемые „НЕСОСТОЯВШИЕСЯ ГОСУДАРСТВА“ (FAILED STATES), распавшиеся государства, ставшие территориями, где нет центральной власти и/или где разные группировки ведут войну „всех против всех“. Эти серые зоны порождают, сеют и распространяют по миру различные болезни, инфекции и миазмы – терроризм, преступность, насилие, СПИД и т. д. Их, как болота, разносящие комаров и ядовитых рептилий, необходимо осушать, дезинфицировать и культивировать, чтобы они не распространяли свои недуги на соседние страны, регионы и континенты.
• На шестом месте находятся так называемые „ГОСУДАРСТВА ИЗГОИ“, т.е. преступные государства, которым мировое сообщество отказало в равноправном участии в международных отношениях, наказало изоляцией, заклеймило их как преступные режимы, приостановило их членство в ведущих процессах и организациях или исключало их из них. У США есть свой список таких стран, называемый „Осью зла“ (Axis of Evil) или еще как-то подобным образом, куда чаще всего входят КНДР, Сирия, Куба, Иран (до недавнего времени считались таковыми и Ирак и Ливия).
На наших глазах Россия превратилась в государство изгой, в криминальное государство. И это „сулит“ темные и мрачные времена для этой страны, ведущей кровавую, террористическую, бандитскую, преступную и совершенно ничем не спровоцированную войну против соседней Украины.
Из этих шести типов стран:
‣ первые три типа государств (великие державы, региональные державы, государства с ограниченными ресурсами влияния) отражают СУБЪЕКТНОСТЬ в системе международных отношений, т.е. они являются прежде всего СУБЪЕКТАМИ в этой системе, которые влияют на происходящие в ней процессы в соответствии со своей национальной мощью (силой);
‣ вторые три типа государств (мини-государства, несостоявшиеся государства, государства изгои) отражают ОБЪЕКТНОСТЬ в системе международных отношений, поскольку являются преимущественно ОБЪЕКТАМИ, на которые влияют процессы в этой системе.
Болгария попадает в категорию стран с ограниченными ресурсами влияния, т.е. реальные, разумные и прагматичные цели и приоритеты болгарской внешней политики должны быть сконцентрированы и сфокусированы в нашем регионе (в Юго-Восточной Европе), в этом удивительном треугольном пространстве, вершины которого упираются и даже вонзаются в некоторые наиболее взрывоопасные зоны возросшей небезопасности и нестабильности – Западные Балканы, Закавказье и Ближний Восток.
После того, как Россия вторглась в Украину абсолютно незаконным и варварским образом, риски для национальной безопасности Болгарии возросли, и ими может стать трудно управлять, если вообще удастся ими управлять, в краткосрочной и среднесрочной перспективе.
Государства с ограниченными ресурсами влияния должны всегда помнить, что в большой политике государство, пытающееся перепрыгнуть свою тень, может само стать тенью.
По мнению Джозефа Ная, можно рассматривать две составляющие силы – жесткую силу (hard power) и мягкую силу (soft power) [43].
При таком подходе все зависит от того, испытывает ли система материальное ВОЗДЕЙСТВИЕ, т.е. воздействие от жесткой силы (hard power) и тогда, соответственно, мы имеем жесткую безопасность (hard security), либо же система испытывает нематериальное ВЛИЯНИЕ (soft power) и тогда, соответственно, мы имеем мягкую безопасность (soft security).
• Жесткая сила (hard power) связана с материальным воздействием; при ней речь идет об измеримых величинах/потенциалах: сила, давление, армия, мощь – это sticks, т.е. на русском языке кнуты, а таже санкции, наказания и т.д.
• Мягкая сила (soft power) связана с нематериальным влиянием; при ней речь идет об неизмеримых (или сложно измеримых, относительно измеримых) величинах/потенциалах: манипуляция, дезинформация, идеи, идеологии – это carrots, т.е. на русском языке пряники, а также поощрения, награды.
Уважающие себя страны не полагаются только на свою военную и экономическую мощь, т.е. на жестку силу. Они уделяют все больше внимания мягкой силе – культуре, идеологии, образованию, технологиям, умению манипулировать как новому, современному и чрезвычайно важному измерению силы государства.
С помощью мягкой силы можно тонко и в бархатных перчатках сделать свои нормы приемлемыми и легитимными в глазах других, и они будут следовать твоим желаниям с минимальным сопротивлением [44]. Мягкая сила – это „способность достигать желаемых результатов в международных отношениях не посредством насилия, а посредством привлечения. Это достигается путем убеждения других следовать заданным нормам и институтам, которые формируют желаемое поведение. Мягкая сила основана на привлечении собственных идей или способности создать такой механизм формирования предпочтений других“ [45].
Хотя и жесткая, и мягкая сила представляют собой способность достигать своих целей путем контроля над поведением других, жесткая сила стремится изменить то, что делают другие посредством принуждения, тогда как мягкая сила стремится формировать то, чего желают другие, посредством привлекательности собственных ценностей [46]. В первом случае слабый делает то, что хочет сильный; во втором случае слабый хочет то, что сильный делает. В первом случае угроза более прямая, более открытая и грубая, а во втором – более косвенная, более изощренная и более коварная.
В последнее время Джозеф Най представил также концепцию „интелигентной“ (smart) силы:
• Интелигентная сила (smart power) – это [на самом деле не совсем правильное название того, что она собой представляет] оптимальный микс жесткой силы (hard power) и мягкой силы (soft power) [47].
Было сказано „не совсем правильное название“, потому что на самом деле речь идет не столько об интелигентной силе (smart power), сколько об эффективной силе (effective power).
Мы можем определить насилие как эффект применения силы со стороны одного государства (общности людей, отдельного человека) по отношению к другому государству (общности людей, отдельному человеку) с целью принуждения, т.е. заставить его (ее) сделать, навязать, обязать сделать, уступить или принять что-то, иметь определенное поведение.
Характер насилия зависит от примененной силы.
• Когда насилие возникает в результате применения жесткой силы, такое насилие называют также жестким. На самом деле в нашем понимании именно жесткое насилие воспринимается как насилие и носит это название – „насилие“. По своей природе это СТРУКТУРНОЕ НАСИЛИЕ, поскольку оно связано с прямым воздействием структурных элементов, т.е. вытекает из структурных возможностей, ролей, отношений, зависимостей. Мы, как человеческие существа, то есть как части сложной, самоорганизующейся системы, постоянно испытываем на себе это структурное насилие, оно пытается поставить нас в рамки определенного поведения, ограничить нашу мобильность в социальной сети (по горизонтали) и в социальной иерархии (по вертикали), минимизирует наши социальные роли и ограничивает нашу самостоятельность в принятии решений.
• Когда насилие является результатом применения мягкой силы, его, естественно, называют мягким насилием, но оно очень редко воспринимается именно как насилие. Если при жестком насилии на нас оказывается воздействие, например, перейти из пункта А в пункт В, то при мягком насилии на нас оказывается влияние сделать то же самое – нас покупают, убеждают, обещая какое-то вознаграждение, мотивируют – например с идеей лучшего (более светлого) будущего или лучшего (более высокого) уровня жизни. По своей природе мягкое насилие является СИМВОЛЬНИМ НАСИЛИЕМ, поскольку оно формируется и оказывает свое влияние исключительно в сфере символов, знаков, виртуальных артефактов; а еще и потому, что оно не ощущается физически, а воспринимается психически.
Как писал французский социолог Пьер Бурдье (1930 – 2002): „Символьное насилие – это принуждение, которое устанавливается только посредством согласия, которое доминируемый не может не дать господствующему (и, следовательно, господству), поскольку он склонен только мыслить его и задумываться, или, лучше сказать, думать о своем отношении к нему как инструменте познания, которое он с ним разделяет и которое, будучи лишь инкорпорированной формой структуры отношения господства, делает такое отношение, чтобы оно выглядело естественным“ [48]. Власть, достигнутая посредством символьного насилия, с одной стороны, действительно власть – полноценная и самовоспроизводящаяся. Но с другой стороны, она похожа на отрицание власти, потому что „осуществляется только в сотрудничестве с теми, кто ее терпит, потому что они помогают конструировать ее как таковую... Это подчинение ни в коем случае не является „добровольной службой“, и это послушание не является результатом сознательных, преднамеренных действий; оно само по себе является эффектом власти, которая продолжительно запечатлена в телах подчиненных в форме моделей восприятия и склонностей (уважать, восхищаться, любить и т. д.), другими словами, убеждений, которые делают нас чувствительными к определенным символическим проявлениям“ [49].
Как интерес идет с усилиями по его реализации, так и сила играет роль в межсистемных отношениях только тогда, когда она применяется, когда она является инструментом реализации более значимой позиции по отношению к противникам, когда она активна, воздействующая. Например, если двое молодых парней прилагают много усилий в тренажерном зале и равны по физической силе, но один из них использует свою силу, чтобы навести порядок в районе, а другой работает над своей фигурой и силой, чтобы впечатлеть девушек своими мышцами, то из двоих только первый, с точки зрения науки безопасности, „сильный“, он, образно говоря, является полюсом в районной „геополитике“. Естественно, если внешность физически сильного человека относить не к жесткой, а к мягкой силе (в данном случае – к привлекательности), то и второй молодой человек является „сильным“ – в борьбе не за власть над другими молодыми людьми в районе, а за власть над сердцами девушек этого района.
В международных отношениях неравенство сил не обрекает более слабое государство на предрешенный провал. Научная литература указывает на различные способы, с помощью которых более слабое государство может добиться лучшего результата в конфликте, чем можно предположить, исходя из формального рассмотрения баланса сил между ним и его оппонентом.
В случае конфликта между двумя странами более слабая из них может действовать, например, одним из следующих способов:
• апеллировать к принципам международного права – возможно, ее оппонент хочет не быть обвиненным международным сообществом в нарушении принципов права и поведении агрессора, поэтому отступить от своих намерений и тем самым будет возможно прийти к более справедливому для более слабого государства решению конфликта;
• апеллировать к „истории“ отношений с другой стороной – это значит напоминать оппоненту, что он может в полной мере добиться того, к чему стремится, но это уничтожит все историческое наследие хороших отношений между двумя странами;
• апеллировать к будущему отношений с другой стороной – так ее можно заставить задуматься, не создаст ли она, если не стремиться к безоговорочной победе сейчас, условия в будущем для приобретения надежного и благодарного партнера;
• апеллировать к новым переговорам – в данный момент более слабая сторона будет поставлена на колени, но она может выиграть время, попросив урегулировать разногласия между двумя сторонами немного позже;
• стремиться связать этот конфликт, в котором страна слабее, с каким-либо другим спором, в котором ее позиции сильнее, таким образом компенсируя свою нынешнюю слабость и получая лучший результат от конфликта (упомянутое ранее „пакетирование“);
• апеллировать к национальному интересу – убедить другую сторону в том, что достижение более справедливого соглашения отвечает ее национальным интересам;
• прибегать к обструкциям – например, саботируя переговорный процесс, препятствуя достижению соглашения, создавая формальные препятствия для завершения конфликта;
• использовать третье лицо в качестве посредника – таким образом, авторитет посредника может иметь компенсаторную функцию по отношению к более слабому государству;
• искать внутренние разногласия среди противника – таким образом его единство может быть ослаблено и он может быть демобилизован;
• создать коалицию – с ее помощью она могла бы компенсировать свою слабость;
• присоединиться к врагу своего врага – не зря на Ближнем Востоке говорят: „Друг моего друга – мой друг, а враг моего врага – мой брат“…;
• аппелировать к вышестоящей инстанции – обратившись к ведущей международной организации (ООН, ОБСЕ), более слабое государство может добиться более справедливого урегулирования конфликта;
• апеллировать к общественному мнению – не каждое государство безразлично к тому, как к нему относится международное сообщество, и необходимость подчиняться общественному мнению может заставить более сильное государство пойти на уступки [50];
• стремиться обсуждать только самые выгодные для него вопросы – так невыгодные проблемы, в которых более слабое государство находится в неудержимом положении, уйдут на второй план, а и наведение мостов между двумя государствами, создание культуры взаимодействия, может смягчить результат отложенных дискуссионных вопросов [51].
Хотя и естественно помнить, что „слабые часто оказываются гораздо сильнее, чем они себе представляют, а сильные могут оказаться гораздо слабее, чем принято считать“ [52], тем не менее, шансы более слабого государства в конфликте ограничены именно потому, что оно слабее. Подходы, такие как перечисленные и подобные им, не являются панацеей. Они могут лишь в некоторой степени облегчить участь более слабому государству. В современном взаимосвязанном и взаимозависимом мире более слабое государство не должно изолироваться от международных отношений, а активно участвовать в них, чтобы иметь возможность помещать конфликты с другими государствами не в двусторонний, а в многосторонний международный контекст. Только так его шансы на благополучный исход могут возрасти. Кроме того, измерения силы становятся все больше, а это расширяет пространство для маневрирования. Например, если государство слабее в военном отношении, оно может компенсировать эту слабость экономической мощью, а если оно экономически слабое, оно может компенсировать свою слабость, воспользовавшись своим геостратегическим и географическим положением, и таким образом заставить других инвестировать в его безопасность, защищать ее и уважать ее.
БЕЗОПАСНОСТЬ КАК ПАРАДИГМАЛЬНОЕ, АКСИОМАТИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ
И вот, наконец, мы подошли к сути, к восьмому и самому важному парадигмальному, аксиоматическому понятию в Науке о безопасности – к самому понятию „безопасность“!
Безопасность – особенно сложная и важная научная категория, лежащая в основе существования и развития каждого индивида, общности, общества и государства.
Безопасность имеет двойственную роль:
♦ с одной стороны, безопасность – это причина, по которой индивид, общность индивидов, социальная система предпринимают определенные действия (т.е. безопасность – это мотив, побуждение, повод, стимул) и поэтому она стоит НА ВХОДЕ активности, деятельности социальных субъектов, àкторов, актеров, игроков;
♦ с другой стороны, безопасность является измерителем эффективности предпринимаемых действий (т. е. безопасность является критерием оценки, мерой, мерой, итогом) и поэтому стоит на ВЫХОДЕ активности, деятельности этих социальных субъектов, àкторов, актеров, игроков.
Безопасность – это то, что порождает действия социальных субъектов и то, что определяет эффективность их действий. Эта двойственность безопасности проявляется наряду с рядом других двойственностей (в том числе безопасность – субъективная и объективная; безопасность – количественная и качественная; безопасность – биологическая/физиологическая и социальная/обощностная потребность и т.д.).
Безопасность – за которую народы с древнейших времен боролись друг с другом не на жизнь, а на смерть, которую воспевали поэты в волнующих и захватывающих дух стихах, ради которой герои шли на виселицу и на расстрел!
Безопасность – о сущности которой неоднократно размышляли одни из величайших гениев человечества всех времен, включая самого Платона, который писал, что безопасность – это „предотвращение вреда“ [53].
Безопасность – для которой в пантеоне древних римлян, великих творцов Государственности, Армии, Права и Морали, существует отдельная богиня Секуритата (Securitas, Секуритас), олицетворяющая безопасность каждого римского гражданина и Рима в целом. Со времен императора Августа она часто упоминается в связи с установленным им тишиной и покоем. Ее атрибуты – скипетр, лавровая или оливковая ветвь, рог изобилия.
Пояснение:
Гай Юлий Цезарь Август (63 г. до н. э. – 14 г. н. э.) – первый римский император; он правил Римской империей с 27 г. до н.э. до своей смерти в 14 году нашей эры.
Скипетр (или жезл) – древний символ власти, представляет собой длинный металлический жезл, имеющий на вершине какое-либо символическое изображение.
Лавр – вечнозеленый кустарник, считавшийся в древности священным, его листья используют как пряность (лавровый лист). В древности лавровым венком украшали головы победителей, священников, поэтов.
Оливковая ветвь – знак миролюбия.
Рог изобилия – символ плодородия, богатства, благодати.
Безопасность – это смысл и стремление в выборе поведения системы и является главным движущим мотивом, придающим целеунаправленность и рациональность в существовании, выживании и просперирования системы, а также в реализации заложенных в этой системе миссии и целей.
БЕЗОПАСНОСТЬ – МЕРА ТОГО, КАК СИСТЕМА СВОЕЙ СИЛОЙ ЗАЩИТИЛА СВОИ ИНТЕРЕСЫ В КОНФЛИКТЕ.
Логическая линия рассуждений такова:
Различность ↔ Различные Интересы → Конфликт → Сила → Безопасность
У систем различные интересы. Встреча их интересов – это конфликт. В конфликте каждая система использует свою силу для отстаивания своих интересов. Безопасность – это мера того, насколько успешно для системы завершился конфликт, т.е. эффективно ли она применяла свою силу и как она защищала свои интересы в конфликте.
Если после окончания конфликта безопасность системы возросла или хотя бы не уменьшилась, то конфликт завершился позитивно для системы, ее интересы были защищены если не оптимально, то, по крайней мере, удовлетворительно, а применение ее силы было оправдано. Однако если безопасность системы снизилась, то конфликт закончился негативно для системы, ее интересы не были должным образом защищены, а применение ее силы не оправдалось.
Именно поэтому, какими бы принципами ни была обоснована внешняя политика, в конечном итоге она оценивается по тому, возрастает ли в результате ее проведения безопасность государства, общества и людей или хотя бы не снижается. В противном случае что-то в корне не так с самой стратегией. Страна участвует в рынке международных отношений не для того, чтобы ее похлопали по спине или чуть ниже, а для того, чтобы „купить“ себе безопасность. Это утверждает и болгарский ученый в международных отношениях Георги Стефанов: „Безопасность является наиболее общим показателем эффективности внешней политики“ [54]. А согласно Конституции Республики Болгария, национальная безопасность является основной целью внешней политики страны [55]. Английский философ и экономист Джон Стюарт Милль (1806 – 1873) определяет безопасность как интерес высшего порядка, обязывающий к защите того, что необходимо для члагосостояния граждан данного государства [56]. По мнению болгарского философа Василя Проданова (1946): „Национальная безопасность – это основное моральное и политическое право каждого государства, высшее благо и цель, одна из важнейших категорий при принятии политических решений“ [57].
Да, безопасность остается основным товаром, которым торгуют на рынке международных отношений, но, образно говоря, появляются новые платежные инструменты, с которыми работает этот рынок, шокирующе меняются такие понятия, как фьючерсы, ликвидность, проценты, аннуитеты, когда речь идет о выплатах, сбережений и цене акций этого быстрорастущего глобального рынка безопасности. Сегодня, даже самые богатые, с самыми большими счетами и длинными позициями накопленной безопасности, общества и люди не могут надеяться, что они будут обеспечены ею навсегда. На этом рынке, на этих биржах, кто-то с ничтожными копейками „безопасности“ может вызвать крах акций и погрузить весь этот рынок в анархию и хаос. Потому что в мире глобального терроризма, практикуемого государствами и террористическими сетями, безопасность – это чрезмерно раздутый пузырь, который может лопнуть ржавой иголкой даже самый, казалось бы, безобидный ребенок.
Для более практического использования сравнительного ясного и относительно доступного определения для более широкого круга читателей можно сказать, что:
Безопасность системы – это состояние, при котором гарантировано существование системы и надежно защищены ее жизненно важные интересы.
Существует ли угроза этим интересам система испытывает дефицит безопасности, т.е. она находится в состоянии небезопасности. Для защиты жизненно важных интересов приносятся в жертву огромные ресурсы, всегда когда только таким образом система может гарантировать свое существование и развитие.
Такое понимание безопасности служит достаточно хорошо проработанным и наглядным определением безопасности.
Это определение „улавливает“ важные элементы понимания безопасности, но оно „упускает“ некоторые ключевые особенности и свойства парадигмального, аксиоматического понятия „безопасность“, базовой научной категории „Безопасность“.
Именно поэтому в Этюде 2 мы дали определение, которое отражает наше понимание безопасности. Это определение охватывает все главное, основное, значимое и ключевое, что прямо и непосредственно связано с безопасностью:
Безопасность для социальной системы (человека, общности, общества, государства, общности государств) существует тогда, когда основные идеалы, цели, ценности и интересы системы не подвергаются никаким воздействиям (Абсолютная безопасность) или им не угрожают существующие воздействия, которые социальная система не в состоянии эффективно нейтрализовать (Защищенная безопасность), контролировать (Относительная безопасность) или управлять ими (Трансформационная безопасность).
Таким образом, в Этюдах 9 и 20, а также в этом Этюде мы представили восемь фундаментальных понятий, единый категориальный комплекс, на котором строится и развивается современная, модерная и открытая к будущему, мультидисциплинарная Наука о безопасности:
♦ Система, Процесс, Логика и Абстракция;
♦ Интерес, Конфликт, Сила и Безопасность.
Пока что в наших Этюдах пройден долгий и сложный, но чрезвычайно важный и нужный путь – построен своеобразный, метафорический Храм Науки о безопасности. И сделано это так, что, по нашему убеждению, во многом соответствует сегодняшнему и завтрашнему, а не вчерашнему дню этой науки и гравитирует к знаниям, которые преподаются, изучаются и углубляются в серьезных европейских и американских университетах, институтах, мозговых трестах, центрах анализа и прогнозирования.
В следующих Этюдах мы продолжим уделять внимание комплексной сущности, фундаментальному смыслу и глубокому содержанию безопасности – этой столь сложной и неоднозначной, но и столь замечательной и увлекательной научной категории – „Безопасность“.
Использованная литература:
1. Слатински, Николай. Сигурността – същност, смисъл и съдържание. София: Военно издателство, 2011, с. 35 – 118. (на болгарском языке)
2. Афанасьев, С. Д. и др. Современные буржуазные теории международных отношений (критический анализ). Москва: Наука, 1976, с. 332.
3. Herz, John. International Politics in the Atomic Age. New York: Columbia University press, 1962, p. 3.
4. Возжеников, А., А. Прохожев. Государственное управление и национальная безопасность России. Москва: РАГС, 1999, с. 28.
5. Поздняков, Эльгиз. Системный подход и международные отношения. Москва: Наука, 1976, с. 121.
6. Возжеников, А., А. Прохожев. Государственное управление ..., ibid., с. 30.
7. Фромм, Эрих. Иметь или быть? Москва: АСТ, 2014, с. 52.
8. Федякин, А.В. „Национальные интересы“ как категория политической науки. // Вестник МГУ, серия 12, Политические науки, 2000, № 4, с. 113.
9. Возжеников, А., А. Прохожев. Государственное управление ..., ibid., с. 30.
10. Аквино, Тома от. Философски трактати. София: Изток-Запад, 2011, 130 – 131. (на болгарском языке)
11. Пронин, С. В., А. П. Давыдов, Л. Я. Машозерская. Социальные конфликты в современном обществе, Москва: Наука, 1993, с. 39.
12. Велчев, Йордан. Градът или Между Изтока и Запада, XIV – XVII век. Пловдив: Жанет 45, 2005, с. 672. (на болгарском языке)
13. Строгац, Стивен. Ритм Вселенной. Как из хаоса возникает порядок. Манн, Иванов и Фербер, 2017, с. 17.
14. Гладуэлл, Малькольм. Переломный момент: Как незначительные изменения приводят к глобальным переменам, М.: Альпина Паблишерз, 2010, с. 162.
15. Лебедева, Марина М. Политическое урегулирование конфликтов. Подходы, решения, технологии. Москва: Аспект Прес, 1997, с. 8.
16. См. в основном: Лебедева, Марина М. Политическое урегулирование …, ibid., 184 – 185.
17. Удалов, Вадим В. Баланс сил и баланс интересов. // Международная жизнь, 1990 № 5, с. 19.
18. Miller, Benjamin. When Opponents Cooperate. Great Power Conflict and Collaboration in World Politics. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 1995, p. 82.
19. Вж. в основном: Лебедева, Марина. Вам предстоят переговоры. Москва: Экономика, 1993, 41 – 46.
20. Фромм, Эрих. Искусство любить. Москва: АСТ, 2009, с. 19.
21. Фишър, Роджър, Уилям Юри. Изкуството на преговорите. София: Весела Люцканова, 1992, 47 – 57.
22. Журкин, В. В., Е. М. Примаков (ред.). Международные конфликты. Москва: Международные отношения, 1972, с. 53.
23. См. частично также: Генов, Георги. Конфликтът като политическо явление и процес. – В: Гочев, Атанас, Георги Генов, Николай Младенов, Петър Христов. Ранно сигнализиране и предотвратяване на конфликти. София: 1997, с. 23. (на болгарском языке)
24. В: Пирожкова, Людмила. Человек и война. // ОНС, 1997, № 4, с. 157.
25. Глухова, Александра. Политические конфликты: основания, типология, динамика (теоретико-методологический анализ). Москва: Эдиториал УРСС, 2000, с. 8.
26. Дарендорф, Ральф. Современный социальный конфликт. Очерк политики свободы. Москва: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2002, с. 5.
27. Kagan, Donald. On the Origins of War and the Preservation of Peace. New York: Doubleday, 1995, p. 153.
28. Дмитриев, Анатолий. Конфликтология. Москва: Гардарики, 2001, с. 293.
29. Афанасьев, С. Д. и др., Современные буржуазные теории..., ibid.., с. 336.
30. Макиавелли, Николо. Государь. Москва: Планета, 1990, 25 – 26.
31. Thompson, Kenneth W. Traditions and Values in Politics and Diplomacy. Theory and Practice. Baton Rouge and London: Louisiana State University Press, 1992, р. 104.
32. Най, Джоузеф С. Международните конфликти. Теория и история. София: Прагма, 1998, с. 74. (на болгарском языке)
33. Morgenthau, Hans J. Politics among Nations. The Struggle for Power and Peace (Fourth Edition). New York: Alfred A. Knopf, 1954, 106 – 187.
34. Spykman, Nicholas John. America's Strategy in World Politics. The United States and the Balance of Power, Harcourt, Brace and Company, Inc., 1942, p. 19.
35. Раймон, Арон. Мир и война между народами. Москва: NOTA BENE, 2000, с. 104.
36. Цыганков, Павел. Теория международных отношений. М.: Гардарики, 2005, с. 280.
37. Ibidem.
38. Buzan, Barry, Ole Wæver. Regions and Powers. The Structure of International Security. Cambridge: Cambridge University Press, 2003, 34 – 35.
39. Buzan, Barry, Ole Wæver, Jaap de Wilde. Security: A New Framework for Analysis. Boulder, CO: Lynne Rienner, 1998, pp. 23 et seq.
40. Слатински, Николай. Петте нива на сигурността. С.: Военно издателство, 2010, стр. 157 – 161, 128 – 131. (на болгарском языке)
41. Проданов, Васил. Секюритизацията и десекюритизацията като характеристики на съвременните общества. – В: Международни отношения, 2010, No. 3, стр. 61 – 72. (на болгарском языке)
42. Buzan, Barry, Ole Wæver. Regions and Powers..., ibid., p. 47.
43. Nye, Joseph S. Jr. Soft Power. The Means to Success in World Politics. New York: Public Affairs, 2004, 6 – 30.
44. Nye, Joseph S. Jr. Bound to Lead. The Changing Nature of American Power. New York: BasicBooks, 1990, p. 32.
45. Nye. Joseph S. Jr., William A. Owens. America’s Information Edge, 115 – 136, p. 136, in: Alberts, David S., Daniel S. Papp. Information Age Anthology: National Security Implications of the Information Age, Volume II, CCRP publication series, 2000, http://www.dodccrp.org/files/Alberts_Anthology_II.pdf.
46. Nye, Joseph S. Jr. Bound to Lead. The Changing Nature of American Power. New York: BasicBooks, 1990, p. 267.
47. Nye, Joseph S. Jr. The Future of Power. PublicAffairs, 2011, XIII – XIV.
48. Бурдийо, Пиер. Размишления по Паскал, С., Панорама плюс, 2007, с. 265. (на болгарском языке)
49. Ibid., с. 266.
50. Рубин, Джефри, Джесвальд Салакюз. Фактор силы в международных переговорах. // Международная жизнь, 1995, № 5, 30 – 38.
51. Лебедева, Марина М. Политическое урегулирование…, ibid., с. 251.
52. Рубин, Джефри, Джесвальд Салакюз. Фактор силы…, ibid., с. 38.
53. Трахимёнок, Сергей. Безопасность государства. Методолого-правовые аспекты. Минск: Хата, 1997, с. 22.
54. Стефанов, Георги. Международната сигурност. София: Сиела, 1997, с. 9. (на болгарском языке)
55. Конституция на Република България. // Държавен вестник, № 56, 13.07.1991. (на болгарском языке)
56. Алексеева, Татьяна. Дилемма безопасности: американский вариант. // Полис, 1993, № 6, с.19.
57. Проданов, Васил. Вътрешната сигурност и националната държава. // Военен журнал, 1995, № 2, с. 9. (на болгарском языке)
09.09.2023 г.
Пояснение:
Переводы текстов этих Этюдов сделаны мной. Они не редактировались профессиональным переводчиком, поэтому любые ошибки и неточности в них допущены исключительно по моей вине.