Эти Этюды о Безопасности содержат только результаты моих научных взглядов, исследований, анализов и моделей. Другими словами, они дают КРАТКОЕ изложение моих ОСНОВНЫХ вкладов в Науку о Безопасности.
  
  ЭТЮД 10. ТРАДИЦИОННЫЕ И НЕТРАДИЦИОННЫЕ ВЫЗОВЫ, РИСКИ, ОПАСНОСТИ И УГРОЗЫ
  
  Комплексы современных стратегических, системных и критических проблем безопасности – вызовов, рисков, опасностей и угроз – разделены на две альтернативные категории, на два основных вида (типа) – традиционные и нетрадиционные. Проведена классификация основных линий этого разделения, которое крайне актуально для сегодняшнего времени, характеризующегося все большей неопределенности и всевозрастающей небезопасности.
  
  Подробному анализу фундаментального разделения традиционных и нетрадиционных вызовов, рисков, опасностей и угроз посвящена следующая моя монография:
  Николай Слатински. Рискът – новото име на Сигурността. София: Изток-Запад, 2019.
   [Николай Слатински. Риск – новое имя Безопасности. София: Изток-Запад, 2019]. (на болгарском языке)
  
  
  В ряде анализов ведущих стратегических исследовательских институтов и видных специалистов в области международных отношений и геополитики, безопасности и обороны такие значимые процессы и проблемы, явления и деструктивные факторы, как организованная преступность, терроризм, гибридные войны, кибер(не)безопасность, изменение климата, пандемии, различные чрезвычайные ситуации (природные, антропогенные и техногенные), миграционный кризис (как его изучает Наука о безопасности) или беженская волна (как ее воспринимают общество и медии) определяются как нетрадиционные проявления расширяющегося спектра современных вызовов, рисков, опасностей и угроз, имеющих критический и потенциально катастрофический потенциал. Когда речь идет о Болгарии, к ним мы должны добавить демографический кризис, переходящий в последние 2-3 десятилетия в демографическую катастрофу, а также большое, все углубляющееся социальное расслоение.
  Однако, неизбежно возникает вопрос – поскольку практически весь вышеприведенный перечень вызовов, рисков, опасностей и угроз существовал и ранее, то почему к ним „прикрепляется“ характеристика „нетрадиционные“? Это действительно очень серьезный, ключевой вопрос. И он связан не только с терминологией, но и затрагивает сам смысл, суть и содержание того, чем в наши дни в первую очередь должна заниматься Наука о безопасности. Потому что как бы ни звучали знакомо упомянутые угрожающие безопасность процессы и проблемы, явления и деструктивные факторы, которые порождают кризисы и ситуации с критически повышенной небезопасностью, логично возникает сомнение в их нетрадиционности – существует ли она и, если существует, то в чем все таки она выражается?
  Вот почему мы уделяем здесь место размышлениям о традиционном и нетрадиционном в этих угрожающих безопасность процессах и проблемах, явлениях и деструктивных факторах – о традиционном и нетрадиционном применительно к КОМПЛЕКСУ четырех базисных понятий в Науке о безопасности, рассмотренном в Этюде. 4. Эти действительно фундаментально важные четыре категории, которые, как уже было показано, интегративно объединены и синтетически представлены Взаимосвязью Вызов-Риск-Опасность-Угроза.
  Уточним, что острые противоречия и непрекращающиеся споры о том – какие вызовы, риски, опасности и угрозы международной и национальной безопасности являются традиционными, а какие нетрадиционными – отнюдь не только наша, болгарская слабость, это, несомненно, и всеобщая научная слабость.
  
  Теперь систематизируем отдельные группы авторов и их разделительные линии с точки зрения традиционных и нетрадиционных вызовов, рисков, опасностей и угроз.
  
  • По мнению ПЕРВОЙ ГРУППЫ авторов, раньше был один тип вызовов, рисков, опасностей и угроз, которые сейчас проявляют себя НОВЫМ, РАДИКАЛЬНО ДРУГИМ ОБРАЗОМ и только их название остается прежним, тогда как их содержание меняется порой до неузнаваемости. Наряду с ними появляются и проявляются НОВЫЕ, РАДИКАЛЬНО РАЗЛИЧНЫЕ вызовы, риски, опасности и угрозы (например, кибер(не)безопасность).
  Поэтому разделение „ТРАДИЦИОННЫЕ–НЕТРАДИЦИОННЫЕ“ проходит по линии „СТАРЫЕ–НОВЫЕ“.
  
  • По мнению ВТОРОЙ ГРУППЫ авторов, основная идея заключается в том, что до окончания Холодной войны и в первые годы после нее на переднем плане были симметричные вызовы, риски, опасности и угрозы, тогда как сегодня и особенно после 11 сентября 2001 года, мир сталкивается с другими – асимметричными вызовами, рисками, опасностями и угрозами.
  Поэтому разделение „ТРАДИЦИОННЫЕ–НЕТРАДИЦИОННЫЕ“ проходит по линии „СИММЕТРИЧНЫЕ–АСИММЕТРИЧНЫЕ“.
  В то же время авторы этой второй группы расходятся по критериям симметрии и асимметрии – относятся ли эти критерии к средствам (силам, ресурсам) или к применению (стратегии, тактики) этих средств (сил, ресурсов).
  Принципиально важно на самом деле уточнить где искать и находить асимметрию – то ли когда „[не] имеется сопоставимость в силах, вооружениях, ресурсах“, т.е. когда имеется асимметрия в средствах, или когда имеется „такой вид угрозы, при которой применяются неконвенциональные, нетрадиционные, незнакомые и неожиданные для противника тактики, подходы и действия“ [1], т.е. тогда, когда имеется асимметрия в действиях.
  
  • По мнению ТРЕТЬЕЙ ГРУППЫ авторов, основное отличие заключается в интенсивности вызовов, рисков, опасностей и угроз – например, и раньше были и терроризм, и изменения в климате, но сейчас они гораздо более интенсивны (как проявление, так и особенно как последствия), с новым уровнем масштаба, объема, потенциала, воздействия и последствий.
  Поэтому разделение „ТРАДИЦИОННЫЕ–НЕТРАДИЦИОННЫЕ“ проходит по линии „БОЛЕЕ НИЗКАЯ ИНТЕНСИВНОСТЬ – БОЛЕЕ ВЫСОКАЯ ИНТЕНСИВНОСТЬ“.
  
  • По мнению ЧЕТВЕРТОЙ ГРУППЫ авторов, в прежних вызовах, рисках, опасностях и угрозах главным был их количественный характер (преимущественно как воздействие и вызванные изменения), тогда как в современных вызовах, рисках, опасностях и угрозах главное относится к их качественному характеру (также преимущественно как воздействие и вывзванные изменения), иными словами, нетрадиционность новых вызовов, рисков, опасностей и угроз выражается в их современной, качественно иной и ориентированной не на количественные, а на качественные эффекты эволюции.
  Поэтому разделение „ТРАДИЦИОННЫЕ–НЕТРАДИЦИОННЫЕ“ проходит по линии „КОЛИЧЕСТВЕННО-КАЧЕСТВЕННО“.
  
  Эти четыре группы авторов, несомненно, являются интегральной частью современной экспертной дискуссии о традиционных и нетрадиционных вызовах, рисках, опасностях и угрозах. Но сколь бы важными они ни были и сколь бы императивно необходимым ни был (и продолжает быть) их учет, нет сомнения, что их классификации и линии разделения могли и должны были быть дополнены. Это дополнение связано с очень важным аспектом – с аспектом секьюритизации (securitization).
  
  Понятие „секьюритизация“ было введено в 1995 г., хотя и в другом контексте, Оле Уэвером (1960) – одним из ведущих участников Копенгагенской школы безопасности [2, 3].
  Представители Копенгагенской школы рассматривают безопасность как деятельность, действие и движущую силу, которая заставляет политику выходить за рамки установленных правил и очерчивает проблемы как специальный тип политики и даже над повседневной политикой. Они описывают секьюритизацию как гораздо более сильную (в том числе экстрем(аль)ную) версию политизации и определяют ее как успешный речевой акт, „с помощью которого в рамках политической общности между субъектами создается взаимопонимание относительно того, чтобы к чему-то относиться как к экзистенциальной угрозе данному ценному объекту и чтобы дать право призывать к неотложным и чрезвычайным мерам по устранению угрозы“ [4].
  Согласно пониманию Копенгагенской школы, любую общественную проблему можно рассматрывать:
  ‣ или в сфере не-политического (государство ею не занимается и она не является предметом общественного обсуждения и политического решения);
  ‣ или в сфере политического (проблема является частью государственной политики и требует управленческого решения и определенных ресурсов);
  ‣ или в области чрезвычайного, т.е. она секьюритизировалась (речь идет об экзистенциальной угрозе, требующей экстраординарных мер и действий, выходящих за нормальные рамки политической процедуры).
  Что особенно важно, так это порог, при котором одна проблема секьюритизируется. О данной проблеме можно говорить как о секьюритизированной, но на самом деле она становится таковой только тогда, когда общество рассматрывает ее таким образом. Именно это и есть условие, чтобы чрезвычайные меры принимались как легитимные.
  Успешная секьюритизация состоит из трех компонентов:
  1) экзистенциальные угрозы;
  2) чрезвычайные меры;
  3) воздействие на межобщностные и межинституциональные отношения и связи путем нарушения существующих до этого момента правил [5].
  Важным моментом, на который обращает внимание болгарский ученый Васил Проданов (1946), является то, что „если предпринимаются действия по повышению безопасности данного объекта, это не означает, что [ему] угрожает опасность, а то, что что-то успешно сконструировано как существенная проблема“ [6], т.е. возможно посредством спекулятивных речевых актов, особенно государственных деятелей и политиков, подменять одни реальные проблемы другими, которые обслуживают этих государственных деятелей и политиков; конструировать угрозы и проблемы, ведущие к их секьюритизации, отсюда и до необходимости создания чрезвычайных или специальных мер (в том числе связанных с применением силы), выходящих за рамки нормальной политики. По сути, уход от „нормальной политики“ – это провал в ее реализации. Как только одна проблема секьюритизирована, ее очень трудно (и не всегда) или, по крайней мере, слишком медленно можно десекьюритизировать.
  
  В связи с этим особое внимание уделяется исключительному значению речевых актов личностей, которые являются ключевыми факторами для управления безопасностью. Преследуя свои политические цели, они часто поддаются соблазну „играть с огнем“, превращать проблему безопасности в секьюритизированную проблему. В этом смысле формулируются так называемые способствующие условия, благодаря которым речевые акты могут стать успешными и адекватно отражать реальное положение проблемы и необходимость эффективного реагирования по отношению к этой проблеме: „а) форма речевого акта; б) позиция того, кто его произносит; в) исторический резонанс высказывания, связанного с определенными угрозами“ [7].
  
  Проблемы безопасности почти всегда экзистенциальны, а их решения чаще всего носят политический характер. Этими проблемами можно относительно успешно и до определенного момента управлять только в том случае, если они ведут к количественным изменениям, и очень трудно, когда они ведут к качественным изменениям.
  
  Необходимо проводить различие (и это различие существенно!) между:
  ‣ SECURITY PROBLEMS – проблемы, которые связаны с безопасностью;
и
  ‣ SECURITIZED PROBLEMS – проблемы, которые сущностны для безопасности.
  
  Проблема, которая связана с безопасностью (security problem) превращается в проблему, которая сущностна для безопасности (securitized problem), т.е. она секьюритизируется, тогда, когда в результате ее возникают качественные изменения, преодолеть которые общество не может без мобилизации и структурных трансформаций.
  
  Национальная безопасность основывается на своеобразном законе: чем больше и острее кризис в котором находится страна, тем нестабильнее она, тем больше проблем секьюритизируются, т.е. из проблем, которые связаны с безопасностью, они становятся проблемами, которые сущностны для безопасности.
  Не всякая проблема обязательно является сущностной для безопасности, но она становится таковой с того момента, когда, как было сказано, с ней невозможно справиться без мобилизации и структурных трансформаций в государстве и в системе национальной безопасности, в социуме и в общественных отношениях.
  
  Выше было сказано, что секьюритизированная проблема выходит за рамки стандартной политической процедуры принятия решений, реализации необходимых мер и выделения необходимых ресурсов, т.е. она выходит за рамки нормальной политики безопасности (относящейся к нормальным ситуациям и состояниям) и переходит в область чрезвычайной политики секьюритизации (относящейся к чрезвычайным ситуациям и а-нормальным состояниям). В такой экстрем(аль)ной ситуации тот, кто имеет полномочия и ответственность действовать и контролировать ситуацию, больше не связан существующими стандартными правилами и процедурами.
  Сам факт отказа от существующих правил и процедур не означает наличия секьюритизированной проблемы. Точно так же, возникающая экзистенциальная угроза не обязательно означает, что проблема, которую она создает, стала секьюритизированной. Все зависит от масштаба, до которого дошла эта экзистенциальная угроза, и ее значимость для общества. Но было бы логично предположить, что возникновение экзистенциальной угрозы предполагает и легитимирует принятие чрезвычайных мер и нарушение стандартных правил и процедур.
  Именно поэтому на секьюритизированную проблему можно адекватно ответить только при наличии уже упомянутых трех определенных условий:
   (1) возникновение экзистенциальной угрозы;
   (2) принятие чрезвычайных мер;
   (3) нарушение существующих правил и процедур с целью более эффективного реагирования и взаимодействия между всеми институциами [8].
  В этом смысле говорят об Акте секьюритизации – это и есть тот самый акт нарушения общепринятых правил и процедур, возникающий, когда политика выходит за рамки этих установленных правил и процедур и считается легитимным (т.е. институционализированным) нарушать их независимо от того, являются ли они обязательными в нормальных ситуациях или именно потому, что они обязательны в таких стуациях [9].
  Но в таком случае неизменно возникает вопрос:
   „Кто имеет право разрешать нарушение установленных правил и процедур?”
  А значит – кто принимает решения в случаях, которые законодательно не урегулированы, но это невозможно сделать без необходимости нарушения этих правил и процедур.
  Речь идет о самом главном вопросе:
   „Кто принимает решение об объявлении чрезвычайного положения и определяет действия во время чрезвычайного положения?“
  Это и есть вопрос о секьюритизирующем менеджере, т.е. о менеджере секьюритизированной проблемы.
  
  Немецкий философ, юридический предшественник „тотального государства“ Карл Шмитт (1888 – 1985) определяет секьюритизирующего менеджера как „полновластного“ и называет его „сувереном“ [10]. Совершенно точные и актуальные определения, ибо они адекватно характеризуют саму сущность подобной личности – человека, который делает „исключения, которые разрешены" и „в чрезвычайном положении суспендирует право“ [11]; человека, кто „может непосредственно, во всей полноте своего могущества выступить на защиту общественной безопасности и существование государства“ [12].
  Карлшмиттский „полновластный“ человек, „суверен“ – это понятие, знак, даже метафора чего-то неимоверно важного и с далеко идущими последствиями, ибо тот, кто принимает решение о введении чрезвычайного положения, обременен огромной, почти граничащей с Божественной властью – не только определять положение как чрезвычайное, но и определять, как долго оно будет таковым, по каким чрезвычайным правилам и процедурам надо жить и работать в этой чрезвычайной ситуации, как долго общество или общность будут находиться в нем, какими будут наказания и санкции за отличающееся от необходимого и надлежащего поведения и т.д. Очевидно, что чрезвычайное положение может быть как переходом к нормальности, так и легитимацией ненормальности как новую нормальность.
  
  Здесь важно также следующее соображение. Если чрезвычайная ситуация является кроме всего прочего и речевым актом, то она может быть спекулятивно или пропагандистски рассказана, манипулятивно или корыстно „продана“ властью обществу как чрезвычайная ситуация, даже если она таковой не является.
  Но почему власть может прибегнуть к такой дезинформации?
  Она может прибегнуть к этому:
  • Если власть некомпетентна оценить настоящие масштабы ситуации;
  • Если власть в стрессе и впала в ступор из-за своей беспомощности или так как у страха, как говорят, большие глаза, власть может ошибочно оценить, что ситуация является чрезвычайной;
  • Если власть хочет скрыть свою неподготовленность, неспособность принять адекватные меры, скоординировать адекватные структуры, выделить адекватные ресурсы и задействовать адекватные возможности для эффективного управления сложными ситуациями разного типа и с разным потенциалом;
  • Если власть надеется, что когда ситуация является чрезвычайной, обществу будет легче посочувствовать ей, оно проявит большее понимание к ее действиям и будет относиться снисходительнее к ним: Ведь ситуация как-никак чрезвычайная! Вот сколько власть уже сделала, какие усилия она приложила, как по ней видно, что она сильно устала, как она перепробовала все возможное и нужное, и т. д.;
  • Если власть решит, что рассказ о чрезвычайности ситуации приветствуется, потому что в такой чрезвычайной ситуации общественность может легче согласиться на чрезвычайные полномочия – когда, как не в чрезвычайной ситуации, такие полномочия должны быть даны власти?! И получив эти полномочия, власть может применить их не для преодоления чрезвычайной ситуации, а в своих целях: поднять свой рейтинг, укрепить себя как власть, загнать оппозицию в угол и объявить ее деструктивной и даже опасной, а также, как сказано выше, для отвлечения внимания от собственных слабостей, от собственного разгильдяйства до чрезвычайной ситуации, от собственной неподготовленности и даже от собственной непригодности и вообще от собственной неспособности управлять кризисами и в кризисах.
  
  На основании сказанного до сих пор можно с полным правом утверждать, что многие традиционные вызовы, риски, опасности и угрозы, к которым привыкли страны, народы и общества, сегодня, несомненно, начинают входить в новое измерение и новое проявление, т.е. входить, иными словами, в чрезвычайность, секьюритизироваться, и из связанных с безопасностью, перерастать в существенные для безопасности.
  Это понимание, обоснованное неопровержимой логикой, позволяет добавить к уже упомянутым четырем группам авторов и пятую группу авторов.
  Мы поясним наиболее существенное в их взглядах.
  
  • По мнению ПЯТОЙ ГРУППЫ авторов ранее ведущими были вызовы, риски, опасности и угрозы, связанные с безопасностью („безопасностные“ проблемы, security problems), а теперь ведущими являются вызовы, риски, опасности и угрозы, которые существенны для безопасности (секьюритизированные проблемы, securitized problems), т.е такие, которые не могут быть преодолены обществом без мобилизации и структурных трансформаций.
  Эти секьюритизированные проблемы, securitized problems выходят за рамки стандартной политической процедуры принятия управленческих решений, реализации необходимых мер и выделения необходимых ресурсов, т.е. выходят за рамки нормальной политики безопасности (относящейся к нормальным ситуациям и состояниям) и переходят в сферу чрезвычайной политики безопасности, в сферу секьюритизации (относящейся к чрезвычайным ситуациям и состояниям).
  Поэтому разделение „ТРАДИЦИОННЫЕ–НЕТРАДИЦИОННЫЕ“ проходит по линии „SECURITY– SECURITIZED“.
  
  Если говорить конкретно о нашей стране, то проведенный нами анализ дает нам аргументы для вывода о том, что Болгария находится в посткатастрофической ситуации и сталкивается с рядом очень серьезных вызовов, рисков, опасностей и угроз, некоторые из которых стали секьюритизированными, т.е. они подпадают под категорию чрезвычайности, и им нельзя противодействовать паллиативными мерами в рамках обычного планирования и управления. Наряду с упомянутыми выше двумя секьюритизированными явлениями в сфере национальной безопасности – демографическим кризисом, переходящим в демографическую катастрофу, и огромным социальным расслоением – мы можем указать на коррупцию как секьюритизированную проблему в политической сфере.
  
  • Демографический кризис в Болгарии крайне осложнен т.н. „ромской проблемой“ (в Болгарии цыган называют „роми“), связанная с возможностью того, что через 15–20 лет мы столкнемся с критической (катастрофической) ситуацией, когда 1 миллион из 6 миллионов, населявших тогда Болгарию, будут состоять в основном из маргинализированных, часто асоциальных, людей с частично социопатически деформированной системой ценностей, ничего не дающих стране, ожидающих только благ от государства, не имеющих трудовых навыков, разделяющих убеждение в оправданности преступного поведения из-за бедности, а потому это поведение можно стать инструментом для их существования.
  
  • Социальное расслоение в Болгарии растет и может в конечном итоге разорвать ткань общества. Если этот быстрый рост социального расслоения не будет контролироваться демократическими, экономическими, финансовыми и связанными с безопасностью средствами, это может даже привести к вырождению общества и к превращению его в джунгли, т.е. в описанное английским политическим философом Томасом Гоббсом (1588 – 1679) естественное состояние, в котором люди живут в анархии, без общей власти над ними, которая контролирует их, т.е. без верховного арбитра, способного навести порядок и вводить законы. Это состояние есть „война всех против всех“ („bellum omnium contra omnes“). При нем „есть вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна“ [13].
  
  А чего еще может ждать общество и как оно будет оставаться в необходимой степени цивилизованным и в достаточной степени справедливым, если его структура, создающая опасность социальных потрясений, совсем недалеко от пропорции 1%:5%:94%? На самом деле это означает, что ультрабогатый 1% живут в районах с высочайшим уровнем безопасности и купаются в роскоши; 5% - это самодовольные, удовлетворенные всем и лицемерно называющие себя „средним классом“ богачи; и 94% – остальное общество. О каком развитии, о какой целостности, о каких общих целях, ценностях и интересах может идти речь в таком обществе, которое является скорее не-обществом, анти-обществом?
  
  • Коррупция в Болгарии приобрела такие масштабы и наносит такой ущерб политике, экономике, финансам, обществу и гражданам, что ее, несомненно, можно определить как уже секьюритизированную проблему. Более 30 лет различные правительства не могут дать верного и точного ответа на проблему „коррупция“. Они приходят к власти, обещая „сломать хребет“ коррупции, но в конце их правления как объективные критерии, так и субъективные ощущения говорят о том, что коррупция не только не уменьшилась, а даже увеличилась. Это подрывает веру людей в демократию, разрывает социальную ткань, усиливает расслоение в нашем обществе, устанавливает дополнительные каналы прямого и скрытого влияния олигархических и криминальных структур на управление нашей страной.
  Полное искоренение коррупции – нереальная цель. Но тот факт, что коррупция является секьюритизированной проблемой, требует, чтобы ее сдерживание и контроль стали стратегическим приоритетом политики национальной безопасности. Это также относится и к самой системе национальной безопасности, которая превратилась в „серую зону“ коррупции и в „экспериментальное поле“, где изобретаются и апробируются новые коррупционные подходы и методы неэффективного управления. Институции в системе национальной безопасности – благодаря выделяемым им значительным ресурсам и из-за занавеса секретности и непрозрачности принимаемых решений – являются генераторами злоупотреблений деньгами налогоплательщиков и обременяют общественность дорогостоящими проектами и расходами, которые не производят необходимую безопасность.
  
  Итак, разделение вызовов, рисков, опасностей и угроз на традиционные и нетрадиционные должно производиться на основе целостного, комплексного и всестороннего анализа и оценки всех их сущностных характеристик, потенциалов и возможностей для эскалации. В результате такого анализа и оценки вызовы, риски, опасности и угрозы подразделяются на две основные категории, на два основных вида (типа):
  ♦ Вид (Тип) 1 – „традиционные“: старые, симметричные, с низкой интенсивностью, количественные, связанные с безопасностью (security) вызовы, риски, опасности и угрозы;
  ♦ Вид (Тип) 2 – „нетрадиционные“: новые, асимметричные, с высокой интенсивностью, качественные, сущностные для безопасности (секьюритизированные, securitized) вызовы, риски, опасности и угрозы.
  
  В этом смысле одна угроза (то же самое можно сказать и об одной опасности, об одном риске, об одном вызове) традиционная, если она старая (существовала раньше и проявляется теперь по-старому, знакомому образу); если она симметричная; если она с низкой интенсивностью; если она приводит к количественным изменениям; и если она создает проблемы, связанные с безопасностью (security problems).
  Аналогично, одна угроза (то же самое можно сказать и об одной опасности, об одном риске, об одном вызове) нетрадиционная, если она новая (существовала раньше, но теперь проявляется по-новому, радикально различному образу, или не существовала раньше); если она асимметричная; если она с високой интенсивносью; если она приводит к качественным изменениям; и если она создает проблемы, сущностные для безопасности (securitized problems).
  
  Вернемся, например, к проблеме миграционного кризиса (как его изучает Наука о безопасности) или беженской волны (как ее воспринимают общество и медии). Его/ее необходимо рассматривать и соотносить с современным политическим контекстом. Только в этом контексте и только через него мы сможем понять, что у него/у нее в своем проявлении в качестве нетрадиционного угрожающего критического фактора является новым, осуществляется как асиметричный/асиметричная, имеет высокую интенсивность, приводит к качественным изменениям и становится секьюритизированной проблемой.
  
  С вхождением в Общество Риска логично и даже неизбежно, что качественно новый, нетрадиционный тип проблем будут вызывать все больший научный и практический интерес:
  ‣ С одной стороны, такие проблемы, которые – от связанных с рисками, или, если сказать это более ясно, от представляющих риски, то есть от порождающих риски проблем, РИСК-ПРОБЛЕМ (RISK PROBLEMS), какими они были до данного момента, способны (имеют потенциал) чрезвычайно быстро обостряться и претерпевать качественную (а не только количественную) трансформацию, становясь, таким образом, проблемами, способными порождать очень серьезные, комплексные, деструктивные и трудноуправляемые риски и, таким образом, рисковизироваться, становиться РИСКОВИЗИРОВАННЫМИ ПРОБЛЕМАМИ (RISKIZED PROBLEMS);
  ‣ С другой стороны, параллельно им и даже все чаще – независимо от них, в Обществе Риска возникают новые, радикально различные, нетрадиционные проблемы с чрезвычайно высоким потенциалом и способные также порождать очень серьезные, комплексные, деструктивные и трудноуправляемые риски, и, таким образом, также рисковизироваться, становиться РИСКОВИЗИРОВАННЫМИ ПРОБЛЕМАМИ (RISKIZED PROBLEMS).
  
  На рисковизированных проблемах мы остановимся ниже, но особенно важно понимать, что эти проблемы нужно „атаковать“ опережающе, энергично, а по возможности и агрессивно, при этом на общем, на СИСТЕМНОМ УРОВНЕ – так, чтобы сохранялся контроль над ними и система не ввергалась в длинную волну небезопасности и нестабильности, которые ставили бы под угрозу само ее существование.
  
  Кроме нас, о рисковизированных проблемах и рисковизации (riskization) пишут и другие авторы, хотя и в несколько ином контексте – и этосовсем не странно, странным было бы, если бы об этом никто не догадался [14].
  
  ▪ RISK PROBLEMS – риск-проблемы, т.е. проблемы, которые связаны с рисками или, как более ясно было сказано, которые представляют собой риски, которые порождают риски – это ТРАДИЦИОННЫЕ РИСКИ, риск-проблемы, предыдущее поколение рисков.
  ТРАДИЦИОННЫЕ РИСКИ, риск-проблемы (risk problems) – это такие риски, которые существовали ранее и какими они были до недавнего времени, т.е. риски, проявляющиеся и сегодня по-старому, хорошо известному (хотя и всегда несущему определенные, точнее неопределенные; и известные, точнее неизвестные неожиданности) образу и для управления которыми есть наработанная экспертиза, есть накопленный опыт, есть поддерживающая принятия решений рутина, есть модели, подходы, процедуры, стандарты, передовой опыт и культура поведения.
  
  ▪ RISKIZED PROBLEMS – рисковизированные проблемы, проблемы, способные породить очень серьезные, сложные, деструктивные и трудноуправляемые риски, т.е. которые способны рисковизироваться, становиться именно рисковизированными проблемами – это НЕТРАДИЦИОННЫЕ РИСКИ, новое поколение рисков.
  НЕТРАДИЦИОННЫЕ РИСКИ, риски нового поколения, рисковизированные проблемы (riskized problems) – это такие риски, которые либо существовали и ранее, но теперь проявляются по-новому, радикально различному образу, либо не существовали ранее.
  
  Когда говорим о нетрадиционных рисках, рисках нового поколения, рисковизированных проблемах (riskized problems), мы должны знать, что очень часто такой риск на самом деле представляет собой целое семейство подобных (родственных) рисков, веер из его мутаций. Другими словами, когда риск, т.е. риск-проблема трансформируется в рисковизированную проблему, это чаще всего (но не всегда) связано с ее последовательной – несколькократной или многократной – мутацией, создающей целое семейство однотипных и взаимосвязанных рисков. Так что, когда мы говорим о рисковизированной проблеме, как правило мы имеем в виду именно общее, родовое название суммы отдельных мутаций этого риска нового поколения, этого нетрадиционного риска.
  Приведем пример с Covid-19 вирусной пандемей – обобщенно говорят, что ее вызывает один конкретный коронавирус, но на самом деле ее причинители – это целое семейство отдельных мутаций конкретного вируса SARS-CoV-2 (коронавируса).
  
  Рисковизированные проблемы, риски нового поколения, нетрадиционные риски являются очень серьезным испытанием для любых сложных, самоорганизующихся, динамичных и неравновесных систем. Когда такая система не в состоянии эффективно управлять рисковизированной проблемой, она сталкивается со значительными трудностями и стрессами, и даже с гипотетической возможностью начала распада ее основных системных функций, и таким образом, система теряет невосстановимые части своей системности и впадает в состояние неуправляемой небезопасности. Возникающий в результате быстро развивающийся процесс дестабилизации угрожает самому существованию системы. Более того, рисковизированная проблема способна крайне деструктивно эксплуатировать не только непосредственно связанную с ней уязвимость, но и ЛЮБУЮ ДРУГУЮ уязвимость системы, ЛЮБУЮ ДРУГУЮ системную уязвимость! Вот почему система больше не может рассматривать рисковизированную проблему саму по себе, изолированно или, по крайней мере, независимо от других риск-проблем (традиционных рисков) или других рисковизированных проблем (нетрадиционных рисков), но она должна подойти к данной рисковизированной проблеме и соответственно – к проблемам своей безопасности комплексно – системно, целостно, единно. Рисковизированная проблема имеет потенциал, способный разрушить всю систему. Рисковизированная проблема подобна раку, который может и который стремится уничтожить весь организм, даже если поражает „только“ один конкретный орган.
  
  Когда, скажем, определенный экологический риск рисковизируется, он угрожает не только экологии системы (страны, региона, мира), но и всему существованию этой системы.
  
  В случае рисковизированной проблемы, КОНКРЕТНАЯ УЯЗВИМОСТЬ, через которую „проберется“ этот риск нового поколения, этот нетрадиционный риск, может стать уязвимостью, через которую уже „проберется“ ЛЮБОЙ ДРУГОЙ РИСК. В то же время верно и обратное – рисковизированная проблема, риск нового поколения, нетрадиционный риск может „пробраться“ не только через непосредственно связанную с ним уязвимость, но и через ЛЮБУЮ ДРУГУЮ уязвимость системы.
  
  В отличии от риск-проблемы, т.е. от традиционного риска, который может быть „атакован“ и управляем сам по себе, индивидуально, рисковизированную проблему, т.е нетрадиционный риск, риск нового поколения, нужно обязательно „атаковать“ и управлять комплексно, на уровне всей системы.
  
  Уточним, чтобы не было недоразумений:
  Риски были всегда. Риски не являются чем-то новым, появившимся в Обществе Риска.
  А что тогда нового, нетрадиционного в рисках в Обществе Риска?
  Новое в том, что:
  ‣ либо предыдущее поколение рисков, традиционные риски проявляются в Обществе Риска новым, радикально иным, нетрадиционным образом, поскольку приобретают нарастающий и сильно деструктивный потенциал;
  ‣ либо возникают и проявляются новые риски, риски радикально различного поколения, нетрадиционные риски, рисковизированные проблемы – также с нарастающим и сильно деструктивным потенциалом.
  
  Иными словами, как было сказано, вместе с
  ‣ ТРАДИЦИОННЫМИ РИСКАМИ, т.е. с рисками старого поколения; порождающими риски проблемами; проблемами, касающимися рисков, представляющими собой риски – risk problems;
мы уже будем все чаще сталкиваться с острой необходимостью управлять
  ‣ НЕТРАДИЦИОННЫМИ РИСКАМИ, т.е. новым поколением рисков, очень серьезными, комплексными с нарастающим и сильно деструктивным потенциалом рисками; проблемами, которые рисковозируются; рисковизированными проблемами – riskized problems.
  
  В связи с чрезвычайной важностью, мы объясним это еще раз!
  
  • Традиционный риск, риск-проблема (RISK PROBLEM) связан с КОНКРЕТНОЙ уязвимостью системы. Он может „пробраться“ в систему через эту („свою“, конкретную, связанную с ним) уязвимость. В то же время наличие этой КОНКРЕТНОЙ уязвимости является „приглашением“ для материализации связанного с ней риска.
  Риски подобны акулам: точно так, как акулы чуют кровь издалека и направляются в подходящее место, где эта кровь появилась, так и риск издалека „чует“ есть ли в системе связанная с ним уязвимость, и как „почувствует“, что в системе она действительно есть. стремительно направляется к этой системе.
  Противодействие такому риску осуществляется за счет минимизации (или ликвидации) „его“, присущей ему уязвимости.
  
  В отличие от традиционного риска, от риск-проблемы
  • Нетрадиционный риск, риск нового поколения рисков, рисковизированная проблема (RISKIZED PROBLEM) может эксплуатировать ЛЮБУЮ уязвимость системы. И, соответственно, ЛЮБАЯ уязвимость системы может оказаться „отверстием“, благодаря которому рисковизированная проблема может увидеть возможность для своей реализации и соответственно (и немедленно) воспользоваться этим „отверстием“, этой уязвимостью.
Противодействие рисковизированной проблеме происходит только на системном, общем, комплексном, целостном (холистичном) уровне!
  
  Если снова взять в качестве примера Covid-19 вирусную пандемию, то породивший ее коронавирус (со сделанной выше терминологической оговоркой) можно рассматривать как нетрадиционный риск, как риск нового поколения, как рисковизированную проблему.
  Коронавирус, причинитель этой пандемии, „сканирует“ систему – будь то отдельный индивид или соответствующее общество (соответствующая страна) и, если находит в нем какую-либо уязвимость, атакует через нее эту систему – человека или общество.
  У индивида может быть уязвима дыхательная, или пищеварительная, или сердечно-сосудистая, или выделительная, или репродуктивная, или какая-либо другая система или отдельный орган. Коронавирус немедленно атакует соответствующую систему организма или данный орган.
  То же самое касается общества. Общество может иметь различные уязвимости – например, стареющее население, слабое политическое лидерство, неэффективная система здравоохранения или концентрация многих людей в относительно узком пространстве (дома престарелых, кварталы для гастарбайтеров или гетто из меньшинств). Коронавирус немедленно атакует эту уязвимость общества.
  Проникнув через КОНКРЕТНУЮ уязвимость индивида или общества, коронавирус:
  ‣ с одной стороны, делает эту уязвимость доступной для ЛЮБОГО ДРУГОГО вируса (или деструктивного фактора, причинителя вреда и ущерба, дестабилизатора, дезорганизатора, дезинтегратора);
  ‣ с другой стороны – одновременно он наносит удар по системе (человеку, обществу) В ЦЕЛОМ и ослабляет ее (наносит ущербы и повреждения и/или деструктурирует ее, дезорганизует ее, дезинтегрирует ее).
  Противодействие этому коронавирусу нельзя эффективно вести, только „санируя“ и укрепляя КОНКРЕТНУЮ уязвимость системы (индивида, общества) – это можно и нужно делать, воздействуя на ВСЮ СИСТЕМУ (индивида, общество).
  
  
  Использованная литература:
  1. Държавна комисия по сигурността на информацията. Рисковe за интересите на Република България в областта на защитата на класифицираната информация, слайд 4. (на болгарском языке)
  2. Buzan, Barry, Ole Wæver, Jaap de Wilde. Security: A New Framework for Analysis. Boulder, CO: Lynne Rienner, 1998, pp. 23 et seq.
  3. Слатински, Николай. Петте нива на сигурността. С.: Военно издателство, 2010, стр. 157 – 161, 128 – 131. (на болгарском языке)
  4. Проданов, Васил. Секюритизацията и десекюритизацията като характеристики на съвременните общества. – В: Международни отношения, 2010, No. 3, стр. 61 – 72. (на болгарском языке)
  5. Buzan, Barry, Ole Wæver, Jaap de Wilde, ibid., рр. 25 – 26.
  6. Проданов, Васил, ibidem.
  7. Проданов, Васил, ibid. стр. 61 – 62.
  8. Buzan, Barry, Ole Wæver, Jaap de Wilde, ibidem.
  9. Макарычев, Андрей. Мишель Фуко как теоретик безопасности: критическое прочтение концептов. – В: Мировая экономика и международные отношения, No. 3, 2008, стр. 81 – 90, cтр. 83.
  10. Клайн, Нейоми. Шоковата доктрина. Възходът на капитализма на бедствията. С.: Изток-Запад, 2011, с. 169. (на болгарском языке)
  11. Троянов, Илия, Юли Цее. Посегателство над свободата. Истерия за сигурност, полицейска държава и ограничаване на гражданските права. Русе: Елиас Канети, стр. 143 – 144. (на болгарском языке)
  12. Цит. по: Макарычев, Андрей, ibid., с. 84.
  13. Гоббс, Томас. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. Электронный ресурс, https://www.civisbook.ru/files/File/Gobbs_Leviafan.pdf, с. 87.
  14. Corry, Olaf. Securitzation and 'Riskization': Two Grammars of Security. Working paper prepared for Standing Group on International Relations, 7th Pan-European International Relations Conference, Stockholm 9th - 11th September, 2010, https://docplayer.net/42865528-Securitzation-and-riskization-two-grammar....
  
  
  
05.02.2023 г.
  
  
  Пояснение:
  Переводы текстов этих Этюдов сделаны мной. Они не редактировались профессиональным переводчиком, поэтому любые ошибки и неточности в них допущены исключительно по моей вине.